После войны. История Европы с 1945 года

В записке, датированной 8 сентября 1957 года, венгерский писатель Иштван Бибо отметил, что, «подавив Венгерскую революцию, СССР нанес мощный, возможно, смертельный удар по движениям «попутчиков» (движению за мир, женским, молодежным, студенческим и так далее), которые способствовали укреплению коммунизма». Его предвидение оказалась верным. Лишенный удивительного магнетизма сталинского террора и явленный в Будапеште во всей своей бронированной заурядности, советский коммунизм потерял свое очарование для большинства западных сторонников и поклонников. Стремясь избежать «смрада сталинизма», бывшие коммунисты, такие как французский поэт Клод Руа, обратили «наши ноздри к другим горизонтам». После 1956 года секреты истории можно было найти уже не на мрачных фабриках и неблагополучных колхозах стран «народной демократии», а в других, более экзотических сферах. Сокращающееся меньшинство непризнанных апологетов ленинизма цеплялось за прошлое; но от Берлина до Парижа новое поколение западных прогрессистов искало утешения и примера за пределами Европы в целом, в стремлениях и потрясениях того, что тогда еще не называлось «Третьим миром».

Иллюзии были разрушены и в Восточной Европе. Как сообщил британский дипломат в Будапеште 31 октября, в разгар первой волны боев: «Это почти чудо, что венгры смогли выстоять и отбить этот дьявольский напор. Этого им не забудут и не простят». Но не только венгры приняли язык советских танков близко к сердцу. Румынские студенты вышли на демонстрацию в поддержку своих венгерских соседей; восточногерманские интеллектуалы были арестованы и преданы суду за критику действий Советского Союза. В СССР именно события 1956 года сорвали завесу с глаз таких убежденных коммунистов, как молодой Леонид Плющ[178]. Новое поколение интеллектуальных диссидентов, таких как Паул Гома в Румынии или Вольфганг Харих в ГДР, родилось на развалинах Будапешта.

Их ожидания коммунизма, ненадолго обновленные обещанием десталинизации, были уничтожены; но так же исчезли их надежды на западную помощь. В то время как откровения Хрущева о Сталине или нерешительные шаги по реабилитации жертв показательных процессов до сих пор предполагали, что коммунизм все еще может содержать в себе семена обновления и освобождения, после Венгрии доминирующим настроением стало циничное смирение. Это не обошлось без своих преимуществ. Именно потому, что население коммунистической Восточной Европы теперь успокоилось, и порядок вещей восстановился, советское руководство эпохи Хрущева решило, что пришло время, чтобы разрешить ограниченную степень местной либерализации — по иронии судьбы, прежде всего в Венгрии. Там, после его карательного возмездия против повстанцев 1956 года и их сторонников, Кадар создал модель «постполитического» коммунистического государства. В обмен на безоговорочное признание партийной монополии на власть венграм была предоставлена строго ограниченная, но реальная степень свободы производить и потреблять. Никого не спрашивали, верят ли они в Коммунистическую партию, тем более в ее лидеров; просто они воздерживаются от малейшего проявления оппозиции. Бездействие воспринималась как молчаливое согласие.

Возникший в результате «гуляш-коммунизм» обеспечил стабильность Венгрии, а память о Венгрии обеспечила стабильность остальной части Блока, по крайней мере, на следующее десятилетие. Но за это пришлось заплатить. Для большинства людей, живущих при коммунизме, «социалистическая» система утратила все радикальные, дальновидные, утопические обещания, которые когда-то были ей присущи и которые были частью ее привлекательности — особенно для молодежи — еще в начале пятидесятых. Теперь это был просто образ жизни, который нужно было терпеть. Это не означало, что это не могло продолжаться очень долго — немногие после 1956 года ожидали скорого конца советской системы правления. Действительно, до событий того года на этот счет было гораздо больше оптимизма. Но после ноября 1956 года коммунистические государства Восточной Европы, как и сам Советский Союз, начали погружаться в длившиеся десятилетия сумерки застоя, коррупции и цинизма.