Другим важным элементом послевоенной экономической революции был рост производительности европейского рабочего. В период с 1950 по 1980 год производительность труда в Западной Европе выросла в три раза по сравнению с предыдущими восемьюдесятью годами: ВВП за час работы рос даже быстрее, чем ВВП на душу населения. Несмотря на то, насколько больше людей были заняты, это означало существенное увеличение эффективности и почти везде — значительное улучшение трудовых отношений. Это тоже было в какой-то мере следствием наверстывания: политические потрясения, массовая безработица, недостаточные инвестиции и физическое разрушение предыдущих тридцати лет оставили большую часть Европы на исторически низкой начальной точке после 1945 года. Даже без тогдашнего интереса к модернизации и совершенствованию технологий, экономические показатели, вероятно, были бы несколько улучшены.
Однако за устойчивым ростом производительности кроется более глубокий, постоянный сдвиг в характере работы. В 1945 году большая часть Европы все еще была доиндустриальной. Страны Средиземноморья, Скандинавия, Ирландия и Восточная Европа все еще оставались преимущественно сельскими и, по любым меркам, отсталыми. В 1950 году трое из четырех работающих взрослых в Югославии и Румынии были крестьянами. Каждый второй работающий человек был занят в сельском хозяйстве в Испании, Португалии, Греции, Венгрии и Польше; в Италии — два человека из пяти. Каждый третий занятый австриец работал на фермах; во Франции почти трое из каждых десяти занятых были фермерами того или иного рода. Даже в Западной Германии 23% работающего населения было занято в сельском хозяйстве. Только в Великобритании, где этот показатель составлял всего 5%, и в меньшей степени в Бельгии (13%) промышленная революция девятнадцатого века действительно положила начало постаграрному обществу.[181]
В течение следующих тридцати лет огромное количество европейцев покинуло землю и занялось работой в городах и поселках, причем самые большие изменения произошли в 1960-х годах. К 1977 году только 16% занятых итальянцев работали на земле; в регионе Эмилия-Романья на северо-востоке доля активного населения, занятого в сельском хозяйстве, резко сократилась с 52% в 1951 году до всего 20% в 1971 году. В Австрии национальный показатель снизился до 12%, во Франции — до 9,7%, в Западной Германии — до 6,8%. Даже в Испании к 1971 году в сельском хозяйстве было занято только 20%. В Бельгии (3,3%) и Великобритании (2,7%), фермеры становились статистически (если не политически) незначимыми. Сельское хозяйство и производство молочной продукции стали более эффективными и менее трудоемкими — особенно в таких странах, как Дания или Нидерланды, где масло, сыр и продукты из свинины в настоящее время являются прибыльным экспортом и основой внутренней экономики.
В процентном отношении к ВВП сельское хозяйство неуклонно падало: в Италии его доля в национальном производстве снизилась с 27,5% до 13% в период с 1949 по 1960 год. От этого в первую очередь выиграла сфера услуг (в частности государственных), где оказалось много бывших крестьян или их детей. Некоторые страны — Италия, Ирландия, части Скандинавии и Франция — прямо перешли от сельскохозяйственной модели экономики к модели, ориентированной на услуги, всего за одно поколение, буквально перепрыгнув индустриальный этап, в котором Британия или Бельгия застряли на почти века.[182]
К концу 1970-х годов, подавляющее большинство занятого населения Великобритании, Германии, Франции, стран Бенилюкса, Скандинавии и альпийских стран работали в сфере услуг связи, транспорта, банковской деятельности, государственного управления и тому подобное. Италия, Испания и Ирландия почти не отставали.В коммунистической Восточной Европе, напротив, подавляющее большинство бывших крестьян были направлены в трудоемкие и технологически отсталые горнодобывающие и промышленные предприятия; в Чехословакии занятость в сфере услуг фактически сократилась в течение 1950-х годов. Точно так же, как добыча угля и железной руды в середине 1950-х годов в Бельгии, Франции, Западной Германии и Великобритании прекратилась, она продолжала расти в Польше, Чехословакии и ГДР. Догматический акцент коммунистов на добыче сырья и производстве первичных товаров действительно привел к быстрому первоначальному росту валового производства и ВВП на душу населения. Таким образом, в краткосрочной перспективе промышленный акцент коммунистической командной экономики казался впечатляющим (не в последнюю очередь многим западным наблюдателям). Но это не предвещало ничего хорошего для будущего региона.