После войны. История Европы с 1945 года

В Западной Германии, где межвоенные десятилетия повсеместно упоминались как время обострений, боннская власть была гораздо менее склонна формировать или направлять экономические отношения, но она уделяла гораздо больше внимания созданию условий, которые должны предотвращать или урегулировать общественные конфликты, в частности между работодателями и работниками. В частности, они поощряли и поддерживали переговоры и «социальные контракты», направленные на снижение риска забастовок или инфляции заработной платы. Как следствие, частные предприятия (и банки, с которыми они работали или которые владели ими) были более склонны инвестировать в будущее, потому что они могли рассчитывать на долгосрочное ограничение заработной платы своих работников. В обмен на толерантность работникам, которые принадлежали к профсоюзам, предоставляли компенсацию в форме гарантий трудоустройства, низкой инфляции и, главное, полного пакета государственных услуг и привилегий, которые оплачивались за счет все более высокого налогообложения.

В Великобритании правительство более непосредственно вмешивалось в экономику. Большая часть национализаций, предпринятых лейбористским правительством в 1945-51 годах, была оставлена в силе консервативными правительствами, которые пришли ему на смену. Но обе партии отвергали долгосрочное экономическое планирование или агрессивное вмешательство в отношения между работниками и руководством. Активное вмешательство приобрело форму «управления спросом», манипулирования процентными ставками и предельными налоговыми диапазонами для стимулирования сбережений или расходов. Это была краткосрочная тактика. Главной стратегической целью британских правительств всех мастей в эти годы было предотвратить возвращение к опасному уровню безработицы 1930-х годов.

Таким образом, по всей Западной Европе правительства, работодатели и рабочие сговорились создать действенный круг: высокие государственные расходы, прогрессивное налогообложение и ограниченное повышение заработной платы. Как мы помним, эти цели уже были заложены в широкий консенсус, которого достигли во время и после войны, и который предусматривал необходимость введения плановой экономики и «государства всеобщего благосостояния» в той или иной форме. Таким образом, они были результатом государственной политики и общественного стремления. Но условия, способствующие их беспрецедентному успеху, лежали за пределами прямой досягаемости действий правительства. Спусковым крючком для европейского экономического чуда и последовавших за ним социальных и культурных потрясений послужил быстрый и устойчивый рост численности населения Европы.

В прошлом в Европе наблюдались всплески демографического роста — совсем недавно, в середине девятнадцатого века. Но это, как правило, не приводило к устойчивому увеличению численности населения: либо из-за того, что традиционное сельское хозяйство не могло прокормить слишком много ртов, либо из-за войн и болезней, либо из-за того, что вновь увеличившееся население, особенно молодежь, эмигрировало за границу в поисках лучшей жизни. А в двадцатом веке война и эмиграция привели к тому, что прирост населения в Европе был значительно ниже того, что можно было ожидать от роста рождаемости в предыдущие десятилетия.

Накануне Второй мировой войны последствия потери целого поколения молодых людей во время Первой мировой войны, а также экономическая депрессия, гражданские войны и политическая неопределенность 1930-х годов привели к снижению рождаемости в некоторых частях Западной Европы до исторического минимума. В Великобритании на тысячу человек приходилось всего 15,3 живорождения, в Бельгии — 15,4, в Австрии — 12,8. Во Франции, где уровень рождаемости в 1939 году составлял 14,6 на тысячу, смертность превышала рождаемость не только во время Первой мировой войны, в 1919 году и снова в 1929 году, но и за каждый год с 1935 по 1944 год. Там, как и в Испании времен гражданской войны, численность населения неуклонно сокращалась. В остальной части Средиземноморской Европы и к востоку от Вены уровень рождаемости был выше, иногда вдвое выше, чем на Западе. Но повышенный уровень младенческой смертности и более высокие показатели смертности во всех возрастных группах означали, что даже там рост населения был незначительным.