После войны. История Европы с 1945 года

Одной из причин этого было то, что в годы оккупации наблюдалась не только быстрая и кровавая социальная мобильность, но и полный крах законов и привычек жизни в правовом государстве. Ошибочно думать, что немецкая оккупация континентальной Европы была временем умиротворения и порядка под присмотром всеведущей и вездесущей державы. Даже в Польше, самой всесторонне контролируемой и репрессированной из всех оккупированных территорий, общество продолжало функционировать вопреки новым правителям: поляки создали для себя параллельный подпольный мир газет, школ, культурных мероприятий, социальных служб, экономических обменов и даже армии — все это было запрещено немцами и осуществлялось вне закона и с большим личным риском.

Но в том-то и дело. Жить нормально в оккупированной Европе означало нарушать закон: в первую очередь законы оккупантов (комендантский час, правила передвижения, расовые законы и т.д.), а также общепринятые законы и нормы. Большинство простых людей, не имевших доступа к сельскохозяйственным продуктам, были вынуждены, например, прибегать к черному рынку или незаконному бартеру только для того, чтобы прокормить свои семьи. Воровство — будь то у государства, у сограждан или из разграбленного еврейского магазина — было настолько распространено, что в глазах многих людей оно перестало быть преступлением. Действительно, когда жандармы, полицейские и местные мэры представляли интересы оккупантов и служили им, а сами оккупационные силы занимались организованной преступностью за счет отдельных гражданских лиц, обычные уголовные преступления превращались в акты сопротивления (хотя и часто задним числом после освобождения).

Прежде всего, насилие стало частью повседневной жизни. Высшая власть современного государства всегда основывалась на его монополии на насилие и готовности применить силу в случае необходимости. Но в оккупированной Европе власть была функцией только силы, развернутой без каких-либо ограничений. Любопытно, что именно в этих условиях государство утратило монополию на насилие. Партизанские отряды и армии боролись за легитимность, определяемую их способностью исполнять свои приказы на данной территории. Это было особенно очевидно в более отдаленных регионах Греции, Черногории и восточных границах Польши, где власть современных государств никогда не была особенно твердой. Но к концу Второй мировой войны она распространилась и на некоторые районы Франции и Италии.

Насилие порождает цинизм. Как оккупационные силы, нацисты и Советы ускорили войну всех против всех. Они отбивали охоту не только к верности умершему авторитету предыдущего режима или государства, но и к любому чувству вежливости или связи между людьми, и в целом они были успешными. Если правящая власть вела себя жестоко и беззаконно по отношению к вашему соседу — потому что он был евреем, или представителем образованной элиты, или этнического меньшинства, или попал в немилость режима, или вообще без всякой видимой причины, — то почему вы сами должны проявлять к нему больше уважения? В самом деле, часто было благоразумно пойти еще дальше и выслужиться перед властями, втянув в неприятности своего соседа.

Во всей оккупированной немцами (и даже неоккупированной) Европе до самого конца число анонимных сообщений, личных обвинений и откровенных слухов было поразительно велико. В период с 1940 по 1944 год в Венгрии, Норвегии, Нидерландах и Франции поступило огромное количество доносов в СС, гестапо и местную полицию. Многие были даже не ради награды или материальной выгоды. При советской власти — особенно в оккупированной Советами восточной Польше в 1939-1941 годах — якобинское поощрение осведомителей и (французская) революционная привычка подвергать сомнению лояльность других процветали безудержно.

Короче говоря, у всех были веские основания бояться друг друга. Люди с подозрением относились к мотивам других людей и быстро осуждали их за какие-то предполагаемые отклонения или незаконные выгоды. Не было никакой защиты сверху: действительно, власть имущие часто были самыми беззаконными из всех. Для большинства европейцев в 1939-45 годах прав — гражданских, юридических, политических — уже не существовало. Государство перестало быть хранилищем закона и справедливости; напротив, при гитлеровском Новом порядке правительство само стало главным хищником. Отношение нацистов к жизни справедливо печально известно, но их отношение к собственности, возможно, на самом деле было их самым важным практическим наследием для формирования послевоенного мира.