После войны. История Европы с 1945 года

В условиях немецкой оккупации право собственности было в лучшем случае условным. Европейские евреи были просто лишены денег, товаров, домов, магазинов и предприятий. Их имущество было поделено между нацистами, коллаборационистами и их друзьями, а оставшаяся часть была отдана на разграбление местной общине. Но секвестр и конфискация выходили далеко за рамки евреев. Было доказано, что «право» обладания является хрупким, часто бессмысленным, покоящимся исключительно на доброй воле, интересах или прихоти тех, кто находится у власти.

В этой радикальной серии принудительных сделок с недвижимостью были как победители, так и проигравшие. Когда евреи и другие этнические жертвы исчезли, их магазины и квартиры могли быть заняты местными жителями; их инструменты, мебель и одежда были конфискованы или украдены новыми владельцами. Дальше всего этот процесс зашел в «зоне смерти» от Одессы до Прибалтики, но он происходил повсюду — вернувшиеся в 1945 году в Париж или Прагу выжившие в концлагерях часто находили свои дома занятыми «скваттерами» военного времени, которые гневно заявляли о своих правах и отказывались уезжать. Таким образом, сотни тысяч простых венгров, поляков, чехов, голландцев, французов и других стали соучастниками нацистского геноцида, хотя бы в качестве его бенефициаров.

В каждой оккупированной стране заводы, транспортные средства, земля, машины и готовая продукция экспроприировались без компенсации в пользу новых правителей, что равносильно фактической национализации. Особенно в Центральной и Восточной Европе нацисты захватили значительные частные владения и ряд финансовых учреждений для своей военной экономики. Это не всегда был радикальный разрыв с прецедентом. Катастрофический поворот к автаркии в регионе после 1931 года повлек за собой высокий уровень государственного вмешательства и манипуляций, а в Польше, Венгрии и Румынии государственный бизнес-сектор значительно расширился в первые довоенные и ранние военные годы в качестве превентивной защиты от немецкого экономического проникновения. Государственное направление экономики в Восточной Европе началось не в 1945 году.

Послевоенное переселение немецкого населения из Польши и Югославии завершило радикальную трансформацию, начавшуюся с собственного переселения немцами евреев. Многие этнические немцы в Судетах, Силезии, Трансильвании и северной Югославии владели значительной земельной собственностью. Когда она была взята в руки государства для перераспределения, воздействие было немедленным. В Чехословакии товары и имущество, изъятые у немцев и их коллаборационистов, составляли четверть национального богатства, в то время как перераспределение только сельскохозяйственных угодий непосредственно приносило пользу более чем 300 000 крестьян, сельскохозяйственных рабочих и их семей. Изменения такого масштаба можно назвать только революционными. Как и сама война, они представляли собой одновременно явный разрыв с прошлым и подготовку к еще большим грядущим переменам.

В освобожденной Западной Европе было мало собственности, принадлежащей немцам, которую можно было перераспределить, и война не была пережита как настоящий катаклизм, каким она была дальше на восток. Но и там легитимность конституированных властей была поставлена под сомнение. Местные администрации во Франции, Норвегии и странах Бенилюкса не покрыли себя славой. Напротив, они в целом с готовностью выполняли приказы оккупантов. В 1941 году немцы смогли управлять оккупированной Норвегией, имея всего 806 административных сотрудников. Нацисты управляли Францией, имея всего 1500 своих людей. Они были настолько уверены в надежности французской полиции и ополченцев, что выделили (в дополнение к своему административному персоналу) всего 6 000 немецких гражданских и военных полицейских для обеспечения послушания 35-миллионной нации. То же самое было и в Нидерландах. В послевоенных показаниях глава германской службы безопасности в Амстердаме утверждал, что «главной поддержкой немецких сил в полицейском секторе и за его пределами была голландская полиция. Без нее не было бы выполнено и 10 процентов немецких оккупационных задач». Сравните Югославию, которая требовала неослабного внимания целых немецких военных дивизий только для того, чтобы сдерживать вооруженных партизан.[13]