После войны. История Европы с 1945 года

С его точки зрения, Сталин действовал в Москве добросовестно. Он и его коллеги полагали, что западные союзники понимают, что Советы планируют оккупировать и контролировать «свою» половину Европы, и они рассматривали возражения союзников относительно их поведения формальностью, мелочью демократического лицемерия. Когда им показалось, что Запад слишком серьезно относится к собственной риторике, требуя свободы и автономии в Восточной Европе, советское руководство ответило искренним возмущением. Их настроение отражает нота Молотова, отправленная в феврале 1945 года относительно вмешательства Запада в будущее Польши: «Мы не знаем, как организованы правительства в Бельгии, Франции, Греции и др. Нас не спрашивали, хотя мы не говорим, что то или иное правительство нам нравится. Мы не вмешивались, потому что это англо-американская зона военных действий».

Все ожидали, что Вторая мировая война закончится, как и ее предшественница, всеобъемлющим мирным договором, и в 1946 году в Париже действительно было подписано пять отдельных договоров. Они определяли территориальные и другие договоренности в Румынии, Болгарии, Венгрии, Финляндии и Италии, однако не в Норвегии, которая формально оставалась в состоянии войны с Германией до 1951 года.[33]

И какое бы важное значение эти изменения не имели для населения этих стран, (а в случае Румынии, Болгарии и Венгрии они означали их окончательный переход под контроль советской власти), такие сделки могли быть достигнуты потому, что в итоге ни одна из великих держав не была готова из-за них идти на риск конфронтации.

Однако в Германии все было совсем иначе. Германия имела очень большое значение, особенно для Советов. Германия была центром в вопросе мира, так же как ранее в вопросе войны, и призрак немецкого реваншизма преследовала советские расчеты точно так же, как французские. Когда Сталин, Трумэн и Черчилль встретились в Потсдаме, оказалось, что договоренности можно было достичь относительно высылки немцев из Восточной Европы, административного деления Германии с целью оккупации и целей «демократизации», «денацификации» и «декартелизации». Однако вне общих совместных намерений начинались трудности.

Было договорено рассматривать немецкую экономику как единое целое, однако Советскому Союзу предоставили право отчуждать и вывозить из своей зоны товары, услуги и финансовые активы. Кроме того, им предоставляли 10% репараций из западных зон в обмен на продукты питания и сырье из Восточной Германии. Но эти договоренности содержали противоречия, поскольку трактовали экономические ресурсы Востока и Запада как отдельные и отличающиеся друг от друга. Таким образом, репарации с самого начала (как и после Первой мировой войны) вызывали разногласия: русские (и французы) хотели их получить, и советские власти не колеблясь демонтировали и вывозили немецкие заводы и оборудование с самого начала, с согласия или без него своих союзников-оккупантов.

Полного согласия не было ни относительно новых границ Германии с Польшей, ни даже в отношении того, как внедрять в общем согласованный процесс демократизации на практике. Соответственно, главы государств-союзников «согласились не соглашаться» и отложить переговоры, отдав распоряжение министрам иностранных дел встретиться и продолжить переговоры позже. Так начались двухлетние встречи министров иностранных дел союзников, представлявших советское, американское, британское и, позднее, французское правительства: первая встреча состоялась в Лондоне через два месяца после Потсдама, последняя — в декабре 1947 года, снова в Лондоне. Их целью, в принципе, была выработка окончательных договоренностей для послевоенной Германии и подготовка Мирных договоров между союзными державами и Германией и Австрией. Именно в ходе этих встреч — особенно в Москве в марте и апреле 1947 года — стал очевиден разрыв между советским и западным подходами к германской проблеме.

Англо-американская стратегия частично основывалась на расчетах политической целесообразности. Если бы немцы в западной зоне оккупации оставались угнетенными и нищими без всякой перспективы улучшения, то рано или поздно вернулись к нацизму — или к коммунизму. Поэтому в регионах Германии, которые находились под контролем американских и британских военных администраций, акцент довольно рано переключился на реконструкцию гражданских и политических институтов и наделение немцев ответственностью за свои внутренние дела. Это дало новым немецким политикам значительно больше рычагов, чем они могли надеяться, когда война закончилась, и они не колеблясь использовали их, намекая, что если дела не улучшатся и оккупанты не последуют их совету, они не смогут отвечать за будущую политическую лояльность немецкой нации.