Но и в Венгрии коммунисты неизменно оказывались непопулярными, даже в Будапеште. Несмотря на то, что Партия мелких хозяев (венгерский аналог аграрных партий в других странах) была названа реакционной и даже фашистской, она получила абсолютное большинство на национальных выборах в ноябре 1945 года. При поддержке социалистов (лидер которых Анна Кэтли отказывалась верить в то, что коммунисты опустятся до фальсификаций на выборах) коммунисты смогли выжить некоторых депутатов-хозяйственников из парламента, а в феврале 1947 года предъявили им обвинения в заговоре. Их лидера Белу Ковача обвинили в шпионаже против Красной Армии (Ковач был отправлен в Сибирь, откуда вернулся в 1956 году). На новых выборах в августе 1947 года, бесстыдно сфальсифицированных коммунистическим министром внутренних дел Ласло Райком, коммунистам все же удалось получить только 22% голосов, хотя мелким хозяевам дали получить только 15%. В этих условиях путь Венгрии к социализму быстро сходился с путем ее восточных соседей. На следующих выборах, в мае 1949 года, «Народный фронт» получил 95,6 % голосов.
Оглядываясь назад, легко увидеть, что надежды на демократическую Восточную Европу после 1945 года всегда были тщетными. В Центральной и Восточной Европе было мало коренных демократических или либеральных традиций. Межвоенные режимы в этой части Европы были коррумпированными, авторитарными, а в некоторых случаях кровожадными. Старые правящие касты часто были продажными. Настоящим руководящим классом в межвоенной Восточной Европе были чиновники, которых набирали из того же социального слоя, что позднее пополнял кадровый ресурс в администрациях коммунистических государств. Несмотря на всю эту болтовню о «социализме», переход от авторитарной отсталости до коммунистической «народной демократии» стал коротким и легким шагом. Поэтому не очень удивительно, что история складывалась именно так.
К тому же альтернатива коммунизму — возвращение к политикам и политике, которые господствовали в Румынии, Польше или Венгрии до 1939 года, значительно ослабляла антикоммунистическую позицию, по крайней мере до 1949 года, когда советский террор развернулся на полную катушку. В конце концов, как лукаво спрашивал лидер французских коммунистов Жак Дюкло на страницах коммунистической ежедневной газеты «l’Humanite» 1 июля 1948 года, разве Советский Союз не был лучшей гарантией этих стран не только от возвращения к плохим старым временам, но и самой их национальной независимости?
В то время многим казалось, что так оно и есть. Как заметил Черчилль: «Однажды немцы захотят вернуть себе свою территорию, и поляки не смогут их остановить». Советский Союз теперь выступал в роли самозванного защитника новых границ Румынии и Польши, не говоря уже о земле во всем регионе, которая когда-то принадлежала изгнанным немцам и другим владельцам, и которую отдали в новые руки.
Это было напоминание, как будто оно было необходимо, о вездесущности Красной Армии. 37-я армия 3-го Украинского фронта была отделена от войск, оккупировавших Румынию в сентябре 1944 года, и дислоцировалась в Болгарии, где она оставалась до подписания Мирных договоров в 1947 году. Советские войска оставались в Венгрии до середины пятидесятых годов (и снова после 1956 года), в Румынии-до 1958 года. Германская Демократическая Республика находилась под советской военной оккупацией на протяжении всей своей сорокалетней жизни, и советские войска регулярно проходили транзитом через Польшу. Советский Союз не собирался покидать эту часть Европы, будущее которой, как показали события, было тесно связано с судьбой его гигантского соседа.