После войны. История Европы с 1945 года

Тем не менее, в феврале 1948 года коммунисты организовали политический переворот в Праге, воспользовавшись неосторожной отставкой некоммунистических министров (по вопросу коммунистического проникновения в полицию), чтобы захватить контроль над страной. Пражский переворот имел огромное значение именно потому, что он произошел в более или менее демократической стране, которая казалась столь дружественной Москве. Это оживило западных союзников, которые сделали из этого вывод, что коммунизм движется на запад.[41] Это, наверное, спасло финнов: благодаря проблемам, которые чешский переворот вызвал в Германии и других странах, Сталин был вынужден в апреле 1948 года пойти на компромисс с Хельсинки и подписать Договор о дружбе. Изначально Финляндии пытались навязать Восточно-Европейская решение, — разделить социал-демократов, заставить их слиться с коммунистами в «Финскую лигу народной обороны», чтобы привести последних к власти.

На Западе пражские события стали тем тревожным звоночком, который заставил социалистов осознать реалии политической жизни в Восточной Европе. 29 февраля 1948 года стареющий Леон Блюм[42] опубликовал во французской социалистической газете «Le Populaire» статью, критикующую неспособность западных социалистов высказаться о судьбе своих товарищей в Восточной Европе. Благодаря Праге значительная часть некоммунистических левых во Франции, Италии и в других странах отныне четко определили свою принадлежность к западному лагерю, после чего коммунистические партии в странах за пределами советского контроля оказались в изоляции и постепенно теряли влияние.

Если Сталин спланировал Пражский переворот, не предвидя в полной мере этих последствий, то не только потому, что он всегда планировал определенным образом навязать свою волю всему блоку. И не потому, что Чехословакия имела большое значение в общей картине мира. То, что произошло в Праге — и то, что происходило в то же время в Германии, где советская политика быстро переходила от уклонения и несогласия к открытой конфронтации с бывшими союзниками, — было возвращением Сталина к стилю и стратегии более ранней эпохи. Этот сдвиг в общих чертах был вызван тревогой Сталина по поводу его неспособности формировать европейские и германские дела так, как он хотел; но также и прежде всего его растущим раздражением по отношению к Югославии.

В 1947 году коммунистическое правительство Югославии под руководством Иосифа Броз Тито имело уникальный статус. Единственная из коммунистических партий Европы, югославы пришли к власти своими собственными силами, не зависящими ни от местных союзников, ни от иностранной помощи. Правда, англичане в декабре 1943 года прекратили посылать помощь партизанам-соперникам из «Четника» и поддержали Тито. В первые послевоенные годы Администрация ООН по оказанию помощи и восстановлению (UNRRA) потратила на помощь Югославии больше денег (415 миллионов долларов США), чем где-либо в Европе, причем 72% этих денег поступило из Соединенных Штатов. Но для современников важно было то, что югославские коммунистические партизаны вели единственную успешную войну сопротивления против немецких и итальянских оккупантов.

Воодушевленные собственной победой, коммунисты Тито не церемонились с коалициями, которые образовывались везде на территории освобожденной Восточной Европы, и принялись уничтожать всех оппозиционеров. На первых послевоенных выборах в ноябре 1945 года избирателям был представлен однозначный выбор: «Народный фронт» Тито… или урну с надписью «оппозиция». В январе 1946 года Коммунистическая партия Югославии приняла Конституцию, которая была написана точно по образцу Конституции СССР. Тито продолжал политику массовых арестов, заключений и казней своих противников, а также принудительной коллективизации земли в то время, когда коммунисты в соседних Венгрии и Румынии все еще осторожно выстраивали более умеренную политику. То, что происходило в Югославии, было похоже на жесткую версию европейского коммунизма.

На первый взгляд югославский радикализм и успех Коммунистической партии Югославии в установлении жесткого контроля над стратегически важным регионом оказались в пользу СССР, и отношения между Москвой и Белградом были теплыми. Москва расточала нескончаемые похвалы Тито и его партии, выказывала большой энтузиазм по поводу их революционных достижений и выставляла Югославию образцом для подражания. Югославские лидеры, со своей стороны, не упускали случая засвидетельствовать свое уважение Советскому Союзу; они считали себя проводниками большевистской модели революции и правительства на Балканах. Как вспоминал Милован Джилас, «все мы душой были за СССР. И мы бы остались преданными ему, если бы не его великодержавное представление о лояльности».