После войны. История Европы с 1945 года

Но югославская преданность большевизму всегда была, с точки зрения Сталина, чересчур подчеркнутой. Сталин, как мы уже видели, интересовался не столько революцией, сколько властью. Именно Москве предстояло определять стратегию коммунистических партий, решать, когда следует придерживаться умеренного подхода, а когда — радикального. Как первоисточник и основа мировой революции, Советский Союз был не одним из вариантов революции, а единственным вариантом. При соответствующих обстоятельствах меньшие коммунистические партии могли действовать по его примеру, но им не стоило опережать шаги Москвы. И в глазах Сталина это была слабость Тито. В своем стремлении установить коммунистический стандарт в Юго-восточной Европе бывший партизанский генерал опережал советские расчеты. Революционные успехи ударили ему в голову: он пытался быть святее Папы Римского.

Сталин пришел к этим выводам не сразу, хотя его разочарование «неопытным» Тито зафиксировано еще в январе 1945 года. В Москве все больше убеждались, что Тито выходит за пределы своих полномочий и осуществляет местную югославскую революцию как противовес советской. Кроме того, между Сталиным и Тито возникали споры относительно практических вопросов региональной политики. Югославы при Тито лелеяли амбиции, коренящиеся в более ранней балканской истории — сделать Албанию, Болгарию и север Греции частями расширенной Югославии под эгидой новой «Балканской Федерации». Эта идея находила определенную поддержку за пределами югославских границ: Трайчо Костов, один из лидеров коммунистов в Софии, считал, что она имеет экономические преимущества, и в дальнейшем будет противодействовать национализму малых государств, который до войны так сильно мешал перспективам этих стран. Сам Сталин поначалу не прочь был говорить о Балканской федерации, и Димитров, доверенное лицо Сталина в Коминтерне и первый коммунистический лидер Болгарии, открыто говорил о перспективе еще в январе 1948 года. Но этот, в общем-то, привлекательный план по объединению всей Юго-Восточной Европы в единую федеральную структуру имел два недостатка. То, что начиналось как основа для взаимного сотрудничества между местными коммунистами, в подозрительном воображении Сталина стало больше походить на стремление одного из них к региональной гегемонии. Пожалуй, уже только этого хватило бы, чтобы через некоторое время Сталин положил конец амбициям Тито. Однако это было еще не все: важно и то, что Тито создавал для Сталина проблемы на Западе.

Югославия открыто поддерживала и поощряла греческих повстанцев — как в 1944 году, так и, что важнее, через три года, когда в Греции вновь вспыхнула гражданская война. Эта поддержка стала продолжением нарциссического активизма Тито — помочь грекам повторить его собственные успехи, а также была связана с интересами Югославии относительно спорных «славянских» регионов греческой Македонии. Но Греция находилась в сфере интересов Запада, о чем Черчилль и впоследствии Трумэн очень ясно заявили. Сталин не был заинтересован в том, чтобы спровоцировать ссору с Западом из-за Греции, которая была для него второстепенным вопросом. Греческие коммунисты наивно полагали, что их восстание получит поддержку СССР, возможно, даже вмешательство советских войск, но этого никогда не было в планах Советов. Напротив, Сталин считал их недисциплинированными авантюристами, преследующими безнадежное дело и способными спровоцировать американскую интервенцию.

Таким образом, провокационное поощрение Тито греческих повстанцев раздражало Сталина, справедливо рассудившего, что без югославской помощи греческая неразбериха давно бы разрешилась мирным путем[43], и еще больше отдаляло его от балканского союзника. Но не только на южных Балканах Тито ставил Сталина в неловкое положение и разжигал англо-американское раздражение. В Триесте и на полуострове Истрия югославские территориальные амбиции были препятствием для соглашения союзников по Итальянскому мирному договору. Когда Договор был, наконец, подписан в сентябре 1947 года, он оставил будущее региона Триеста неопределенным, поскольку союзные войска все еще находились там, чтобы предотвратить югославское вторжение. В соседней Каринтии, самом южном районе Австрии, Тито требовал территориального решения в пользу Югославии, в то время как Сталин отдавал предпочтение статус-кво, то есть состоянию неопределенности (что было бы для Советов ощутимым преимуществом, позволяя им держать армию в восточной Австрии, а следовательно, и в Венгрии).