После всего: Стихи 1920-1942 гг.

Пока горят на елке свечи,
И глазки детские горят,
Пока на сгорбленные плечи
Не давит тяжестью закат,

Пока обидой злой и колкой

Не жжет придуманная речь,
И пахнет детством, пахнет елкой
И воском разноцветных свеч, —

Я забываю все волненья

И завтрашний, тяжелый день,
И от веселой детской лени
Впадаю в старческую лень.

Смотрю на детскую улыбку,

Склоняюсь к нежному плечу.
Не называю все ошибкой,
И даже смерти не хочу.

1936 (Из сборника «Окна на север», 1939)

«Считать толково километры…»

Считать толково километры,
На карте намечая путь,
Учесть подъемы. Силу ветра.
Что посмотреть. Где отдохнуть.

Решить внимательно и строго,

Что можно брать с собой, что — нет.
Вязать пуловеры в дорогу
И чистить свой велосипед.

Мечтать о воздухе хрустальном,

О тишине лесов и рек,
О городке провинциальном,
Где будет ужин и ночлег.

И в настроении прекрасном

На карту заносить пути…
Пока не станет слишком ясно,
Что больше некуда идти.

1936 (Из сборника «Окна на север», 1939)

Лиле

Свой дом. Заботы. Муж. Ребенок.
Большие трудные года.
И от дурашливых девченок
Уж не осталось и следа.

Мы постарели, мы устали,

Ни сил, ни воли больше нет.
А разве так мы представляли
Себе вот эти десять лет?

Забыты страстные «исканья»,

И разлетелось, словно дым,
Все то, что в молодости ранней
Казалось ценным и святым.

Жизнь отрезвила. Жизнь измяла,

Измаяла. На нет свела.
В кафе Латинского квартала
Нас не узнают зеркала.

— А где-то в пылком разговоре

Скользит за часом шумный час.
А где-то вновь до ссоры спорят —
Без нас, не вспоминая нас.

Уходит жизнь. А нас — забыли.

И вот уж ясно навсегда,
Как глупо мы продешевили
Испепеленные года.

1938 (Из сборника «После всего», 1949)

«Еще госпиталь снится ночами…»

Еще госпиталь снится ночами,
Еще дома, как будто в гостях.
Непривычно и странно вначале…
И усталость… Но это пустяк.

Напряженные слухи. Газеты,

Разговоры о близкой войне.
И тревога, сверлящая где-то,
И бессилье, как будто во сне.

И, сплетая привычные строфы,

Смутно чувствую в хаосе тьмы —
Приближенье большой катастрофы
И, быть может, последней зимы…

1938

«Я — человек второго сорта…»