Я — человек второго сорта,Без «широты» и «глубины».И для чего, какого черта,Такие люди рождены?Зачем? Чтоб нищенкой унылойТоптаться на чужом пути?От колыбели до могилыСебе приюта не найти?Всегда никчемной и забитойВсего бояться, все терпеть,Чтоб у разбитого корытаПоследней дурой умереть.Чтоб, ничего не понимая,Смотреть в любимые глаза,За бесконечной чашкой чаяВесь вечер слова не сказав.Молчать весь вечер, дни за днями,Молчать всю жизнь, молчать всегда,Чтоб никудышними стихамиВились ненужные года.Так жить, — смешно и неумело,Не сделав ровно ничего.Прислушиваться в мире целомК биенью сердца своего.И на кровати, в ночь глухую,В ночь униженья, ночь без сна,В давно привычном поцелуеИспить отчаянья до дна.1938 (Из сборника «Окна на север», 1939)
Окно в столовой
Снова — ночь. И лето снова(Сколько грустных лет!).Я в накуренной столовойПотушила свет.Папироса. Пламя спички.Мрак и тишина.И покорно, по привычкеВстала у окна.Сколько здесь минут усталыхМолча протекло!Сколько боли отражалоТемное стекло.Сколько слов и строчек четкихИ ночей без снаУмирало у решеткиЭтого окна…В отдаленьи — гул Парижа(По ночам — слышней).Я ведь только мир и вижу,Что в моем окне.Вижу улицу ночную,Скучные дома,Жизнь бесцветную, пустую,Как и я сама.И когда тоски суровойМне не превозмочь, —Я люблю окно в столовой,Тишину и ночь.Прислонюсь к оконной рамеВ темноте ночной,Бестолковыми стихамиГоворю с тобой.И всегда тепло и простоОтвечают мнеНаши камни, наши звездыИ цветы в окне.1938 (Из сборника «После всего», 1949)
Рассвет
Будильник резко прозвенит: пора!И оборвет, не досказав чего-то…Как автомат, в шестом часу утраТы встанешь и уедешь на работу.На мертвых улицах велосипедЗапутает уродливые тени.От фонаря пробьется красный светВ тебя засасывающую темень…А дома в нестерпимой духотеПроснется и замечется ребенок.Забьется в долгом кашле. Словно тень,Ночь соскользнет с соседнего балкона.И где-то дробно застучат сабо…И с каждым днем суровее и строжеНад черным городом проснется БогИ ничему на свете не поможет1938