После выпускного

— Смеетесь? — Андре сразу же принялась колдовать с комом. — Треть содержимого одного футляра покроет эти расходы. Волковы всегда были одним из самых обеспеченных кланов. Не обладающих высоким статусом, а именно обеспеченных. Насколько я помню, они всегда занимались камнями, но не добывали их, а реализовывали и выступали посредниками. Да, Варвара Степановна, мне необходимо в течение получаса провести некоторые трансакции, это возможно? Сумма? Думаю, около пятидесяти миллионов для начала. Нет, я не сошла с ума, к тому же, они окупятся вот прямо сейчас, как только трансакции на оплату пройдут. Да мне плевать, откуда вы их будете временно изымать! — Андре выскочила из библиотеки, переходя с главным бухгалтером на личности и на маты.

— М-да, — я тряхнул головой и повернулся к Вяземскому. — Кирилл, возьми книги. Как только Андре даст отмашку на то, что здание принадлежит клану, передай один экземпляр секретарю Совета Кланов, а один экземпляр Овчинникову, он сейчас очень важную работу проводит. И, Кирилл, передашь лично в руки, не через посредника, ни через почту, а лично с получением расписки о том, что книги получили именно те, кто должен их получить, чтобы потом не было никаких неожиданностей. Возьмешь несколько ребят Вихрова для твоей охраны, неизвестно кому еще о них известно, и кто еще кроме Совета жаждет их получить.

— Можно узнать, Виталий Владимирович, откуда вы узнали о содержимом сейфа? — Вяземский с трудом оторвал взгляд от тела девушки, лежащего на полу. Почему-то, видя расфокусированный взгляд моего юриста, я не был уверен, что он точно понял все детали и ответственность порученного ему задания. Я мог бы направить кого-нибудь другого, но обычный юрист одного из набирающих вес и медленно, но уверенно, двигающегося вверх клана не привлечет излишнего внимания, ведь юристы всегда вальсируют от клана к клану, совершая многочисленные сделки и утрясая определенного рода вопросы и юридические нюансы по уже подписанным договорам и контрактам.

— Нет, — я покачал головой и направился к выходу.

Мне нужно было срочно попасть в лабораторию к Алдышеву, который все-таки умудрился выпросить у меня реабилитацию Егорову, а также подобрать себе людей из имеющихся в моем распоряжении ученых. Я однажды увидел их банду, которая вовсю осваивала помещения тринадцатого квадрата. Они все имели вид слегка неадекватных и помешанных на работе людей, не таких улетевших, как Егоров, но где-то близко. Егоров, кстати, категорически отказался выходить из корпуса, заявив, что у него агорофобия и вообще, улица и незнакомые помещения его пугают, так что пришлось выделить ему пару комнат под небольшую квартирку. Очень скоро я понял, что сильно лохонулся, пойдя у него на поводу, потому что мы враз лишились целого этажа, в котором расселилась эта банда, включая Алдышева, который был в лаборатории главным, и вроде бы немного адекватнее, хотя, каждый раз бросая взгляд на янтарь, закрывающий целый квадрат, я все больше и больше в его адекватности сомневался.

В лаборатории Алдышев долго меня осматривал, затем покачал головой.

— Ничего не могу сказать, все-таки органика — это не моя специальность. Я сейчас позову Егорова и ту чудесную женщину, которую мне удалось привлечь в лабораторию, Любовь Ивановну. — Вот так я узнал, что Люба теперь работает с этими психами, а также отдал себя в руки Егорову, подозревая, что еще не раз об этом пожалею. Вот только выбора у меня не было, с раной нужно было что-то делать и как можно быстрее.

Из некоей прострации, куда я намеренно себя поместил, меня вывел голос Любы.

— Ну вот и все. Пока. Потому что, сдается мне, эта рана еще проявит себя, — и она начала собирать инструменты. — А теперь объясни мне, почему ты отказался от операции в лабораторном центре, где все приспособлено к этому, и настоял на кабинете, где непонятно сколько мы разной гадости в твою рану занесли?

— Не знаю, не спрашивай, — я соскочил со стола, на котором сидел все то время, пока меня шили. — А насчет занесения чего-либо, брось, мне туда и так что-то занесли, от чего она никак не заживает. — Я помялся, затем выпалил. — Ты же их всех знала: моего отца, Лосева, Бойнича?

— Было дело, — Люба с задумчивым видом складывала в чемодан инструменты. — А почему ты спрашиваешь?

— Лосев был внушаем? То есть, его можно было в чем-то убедить вопреки здравому смыслу?

— Он был когда-то крупным ученым, — Любаша вздохнула. — Он биопрограммист, занимался написанием и перепрограммированием кодов органических объектов. Мне сложно представить, что происходит в голове у человека, способного переписать код ДНК у живого организма. Самое простое, что приходит на ум — это развитие комплекса Бога, — Люба задумалась, затем продолжила. — Наверное, он в чем-то был похож на Игната, но второй мыслил более масштабно и его конечные цели были более разрушительные. Среди них только Бойнич не выглядел слишком уж оторванным от этого мира, но в его задачи входило чистое программирование, без вмешательства в естественные процессы под названием жизнь.