После запятой

Долго пребывал в отчаянии, пока не додумался пойти на исповедь. Заметьте, когда она рассказывала эту притчу, ни ей, ни мне не пришло в голову уточнить, к священнослужителю какой именно религии он решил обратиться. Для нас это было как-то несущественно. Ну направил он свои стопы — я думаю, для разбойника тем более были непринципиальны тонкости различий между вероисповеданиями, у него небось и мамы-то не было, чтоб внушить ему основы, иначе он не стал бы разбойником. — Почему же, бабушка моей любимой сказочной героини любила повторять: «Детей надо баловать, тогда из них вырастают настоящие разбойники». — Ну хорошо, тогда у него была неправильная бабушка. Ну вот пришел он к первому попавшемуся священнику и стал каяться в грехах — скольких он там убил, ограбил и изнасиловал. Священник выслушал его и говорит: «Слишком тяжелы твои грехи, я не могу их отпустить. Уходи отсюда». Услышав такое, разбойник зарыдал, у него подкосились ноги, и священник, видимо, чтоб поскорее освободиться от его присутствия, сказал ему: «Сходи лучше к самому главному представителю нашей церкви, он находится в таком-то городе. Он может тебе помочь». Пошел разбойник к самому главному, все повторилось по новой, и главный ему говорит: «Иди в такую-то пустыню и найди там такого-то отшельника, может, он тебе поможет». Долго шел наш разбойник, нашел наконец отшельника, тот его выслушал и говорит: «Слишком тяжелы твои грехи, сын мой, не в моей власти их отпустить. Но я тебе советую разыскать одного отшельника, он совсем святой и живет на самом краю земли, путь к нему чреват опасностями, но, если ты его найдешь, он сможет тебе помочь». Ну, не буду распространяться, каким опасностям подвергался по пути бедный разбойник, но наконец он нашел святого. Упал разбойник ему в ноги и онемел от усталости и робости — а вдруг и тут его прогонят, куда тогда деваться. Святой говорит: «Встань, брат мой, знаю, с чем ты пришел. Хоть и велики твои прегрешения, но безгранично милосердие Господне. Уже то, что ты так раскаялся, что не поленился найти путь ко мне, говорит за тебя. Но не мне, ничтожному, отпускать грехи братьев моих. Я буду, пока есть дыхание во мне, молиться за тебя. Но никто не может помочь тебе больше, чем ты сам. Пойди еще дальше отсюда, потому что здесь земля еще не кончается, найди себе пещеру, какую тебе подскажет сердце, питайся чем Бог пошлет и моли денно и нощно Господа о прощении. И возьми вот эту лампадку, поставь ее в угол, но не зажигай. И когда она сама по себе загорится — то будет тебе знаком, что Господь тебя простил». Поклонился разбойник в ноги святому отшельнику, взял лампадку и, окрыленный, пошел искать себе пещеру. И нашел он себе пещеру, и зажил новой жизнью, питался только кореньями, что неподалеку росли, жажду утолял из ручья, протекающего мимо, и молился усердно. Шли годы, уже местные дикие звери признали его, запросто захаживали проведать, птички клевали из его рук, отшельник неустанно молился. А лампада все не загоралась. Но разбойник, то есть теперь отшельник, уже и не помышлял о другой жизни. Мирно и однообразно текли дни его. Но как-то однажды к нему в пещеру вбежал оборванный человек, истекающий кровью, и прохрипел: «Святой отец, меня ранили, я умираю. Я был большим грешником, помолись за меня». Отшельник ему отвечает: «Брат мой, я самый большой грешник" которого знает земля. Господь не услышит мои молитвы. Помолись сам за себя». Раненый из последних сил прошептал: «У меня нет времени… Неужели я умру непрощенным?» и испустил дух. Тут отшельник упал на колени и начал молиться: «Господи, если я до сих пор хоть чем-то заслужил Твою снисходительность, и все, что я впредь смогу сделать во имя Твое, я знаю, что я грешен, я знаю, что нет мне прощения, я с радостью приму Твое наказание, но если возможно, прости этого человека». И тут он увидел, что лампада в углу загорелась и осветила пещеру.

Что это значит? Я не помню такой притчи. Почему мне ее приписывают? И что я тут делаю? Мне нужно было куда-то направиться. Вот все, что я помню. Я помню. К свету. Не нужно было возвращаться назад. Сколько времени потеряно! Хотя времени уже нет. Или есть? Если нет, тогда это и есть мое наказание — они будут здесь сидеть и говорить, говорить… Тогда это их наказание тоже. Но они еще не умерли. Где же логика? Хотя какая логика в аду? Но тогда нет и пространства. Кроме этой комнаты. Можно проверить. Хочу… К свету. Не отпускают. Куда я еще могу хотеть? Ну допустим, к себе домой. Получается. Но здесь страшно. Здесь уже нет меня. Вдруг телефон снова зазвонит. У меня при жизни была какая-то странная связь с телефоном. Он реагировал на мои эмоции. Если напряженно ожидался чей-нибудь звонок, телефон переставал работать. То есть он не был мне другом. Нет, они тянут меня обратно.