Последнее будущее

Мы дышали свободой,
которой не было,
она врывалась в нашу грудь
из глубин своего отсутствия,
завораживала,
мы никогда не забудем ее,
недосягаемую,
неистребимую.

Зло творило добро,

другого добра мы не знали,
кто вышел из этого пекла живым,
глядит на себя и плачет.

* * *

Капитан Крестьянинов,
ротный,
убежденный холостяк,
высокий, длинный, как расстояние
от Севастополя до Камчатки.
Как хорошо было с тобой выпивать,
такой от тебя шел простор, такой аромат,
будто выпивали за одним столом
со всеми народами СССР.
Улыбка твоя – как открытая дверь
в теплый, гостеприимный дом,
рукопожатие – клятва в вечной дружбе.
Где ты, друг мой? Живой?
Помнишь ли ты меня?
Тебе нравилась моя застенчивость,
я внимал твоим отеческим наставлениям -
никогда не забуду святые твои слова:
«Учись у меня, Сашок, только одному -
как выпивать каждый день и не стать алкашом,
это великое искусство!»
Я был молоденьким лейтенантом,
шел пятьдесят шестой год,
Хрущев размазал по стенке Сталина,
а у нас в роте половина солдат – грузины.
С утра до вечера они задавали один и тот же вопрос:
«Почему Хрущев молчал, когда Сталин был жив?»
«Почему Хрущев молчал, когда Сталин был жив?»
«Почему Хрущев молчал, когда Сталин был жив?»
Капитан Крестьянинов построил роту и ответил:
«Потому что он боялся, что Сталин его убьет».
«А почему он не признается, что боялся?»
«Почему не признается, что боялся?»
«Почему...»
«Потому, что это и так понятно.
Кому не понятно, прошу выйти из строя».
Никто не вышел.
Когда мы покинули казарму,
ты закурил и сказал:
«Сталин, конечно, палач,
но Хрущев тоже большая сука».

ЧЕЧНЯ

На снегу
четыре отрубленные головы,
четыре красные пуговицы
на застегнутом
белоснежном имперском мундире
России.

* * *

Что угодно принимает облик человека,
что угодно надевает на себя два глаза, два уха,
что угодно издает членораздельные звуки,
что угодно составляет половину человечества.

ЕЩЕ