Каждая порода дерева имеет свои отличительные узоры и цвета, которые проявляются при обработке чаши на токарном станке.
Странный Остин
Мы вылетаем из Сан-Хосе в шесть пятьдесят пять утра. С тех пор как Оуэн уехал на работу, прошло сорок шесть часов. Я не общалась с ним уже сорок шесть часов.
Я уступаю Бейли место у окна и сажусь у прохода, пассажиры задевают меня, пробираясь к единственному туалету в хвосте самолета.
Бейли прислоняется к окну, стараясь держаться от меня как можно дальше, и складывает руки на груди. На ней лишь маечка без рукавов с группой «Флитвуд Мэк», по коже бегут мурашки. Девочка то ли замерзла, то ли расстроена, а может, и то и другое. Мы никогда не летали вместе, поэтому я не напомнила ей взять в салон толстовку. Впрочем, вряд ли она последовала бы моему совету.
Внезапно я осознаю, в чем заключается самое страшное преступление Оуэна. Как он мог исчезнуть, не оставив мне подробных инструкций?! Почему не снабдил меня списком правил, как заботиться о ребенке? Правило номер один: напомни ей взять в самолет толстовку.
Бейли не отрываясь смотрит в окно, избегая моего взгляда. Разговаривать она тоже не желает. Я начинаю делать записи в блокноте, разрабатываю план игры. Мы сядем в двенадцать тридцать по местному времени, значит, доберемся до центра Остина и заселимся в отель только ближе к двум.
Жаль, что я плохо знаю город, – я была здесь всего однажды, на последнем курсе. Меня пригласила Джул, поехавшая в первую служебную командировку (восемьдесят пять долларов гонорара плюс комната в отеле). Она фотографировала ежегодный Фестиваль острых соусов, организованный газетой «Остин кроникл». Большую часть времени мы с подругой провели на фестивале, обжигаясь сотней разных видов острых ребрышек с жареным картофелем, овощами на гриле и соусами халапеньо. Джул сделала шестьсот снимков.
И лишь незадолго до отъезда мы покинули сады в Восточном Остине, где проходил фестиваль, и выбрались на гору, откуда открывался потрясающий вид на город. Небоскребы утопали в зелени, по небу бежали редкие облачка. Благодаря озеру, придававшему пейзажу необычайный уют, Остин воспринимался скорее как маленький городок, нежели как столица штата.
Мы с Джул решили, что после окончания учебы непременно сюда переедем. Жизнь здесь была дешевле, чем в Нью-Йорке, и гораздо легче, чем в Лос-Анджелесе. Когда дошло до дела, вопрос отпал сам собой, и все же в тот момент, глядя на город сверху, мы чувствовали, что смотрим на свое будущее.
Тогда мне и в голову не могло прийти, как именно все сложится.
Я закрываю глаза, пытаясь об этом не думать. В мыслях сумбур, одни и те же вопросы без ответа. Где Оуэн? Почему ему пришлось исчезнуть? О чем в его жизни он боялся сказать мне в лицо?
Отчасти поэтому я и сижу в самолете. У меня есть навязчивая идея, что наш отъезд качнет чашу весов и Оуэн вернется домой, вернется и ответит на все вопросы. Разве не так происходит с чайником? Стоит отвернуться, и он сразу закипает. Стоит нам сесть в Остине, и придет сообщение от Оуэна. Выяснится, что он сидит в пустой кухне и гадает, куда мы с Бейли подевались…
– Что вам предложить, леди?
В проходе стоит стюардесса с тележкой, уставленной напитками.
– Обычную колу, – говорит Бейли, не отрываясь от окна. Нам виден лишь ее затылок с фиолетовым хвостиком. – И льда побольше.
Я пожимаю плечами, сглаживая неловкость от тона Бейли.
– А мне диетическую, пожалуйста, – прошу я.
Стюардесса смеется, ничуть не обидевшись.
– Шестнадцать? – шепотом уточняет она.
Я киваю.
– У меня самой такая, – делится она. – Точнее, близняшки. Уж поверьте, я все понимаю.
Тут Бейли не выдерживает и оборачивается.
– Я не ее дочь!
Это правда. В любой другой день Бейли не преминула бы устранить недоразумение. Но сейчас ее слова воспринимаются иначе, и я не успеваю скрыть свои чувства. Проблема не столько в них, сколько в том, что девочка внезапно понимает: теперь бесить меня и отрекаться от меня вовсе не так весело, ведь я – единственный близкий человек, который у нее остался.
Я молчу, глядя на телевизионный экран на сиденье перед собой. Идет сериал «Друзья» без звука, Рэйчел и Джоуи целуются в номере отеля.
Я делаю вид, что не замечаю отчаяния Бейли, но и наушники не надеваю. Это лучшее, что я могу придумать, чтобы дать ей небольшую передышку и в то же время намекнуть, что я рядом.
Бейли потирает покрытые мурашками руки, ничего не говоря. Потом отпивает глоток содовой и корчит рожицу.
– Кажется, наши напитки перепутали, – замечает она.
Я поворачиваюсь и смотрю на нее.
– В чем дело?
Бейли поднимает заполненный льдом стаканчик с шипящей газировкой.
– Диетическая, – говорит она. – Наверное, стюардесса дала мне твою…
Я пытаюсь скрыть удивление и беру напиток, не споря. Вручаю ей свой стаканчик и жду, пока она попробует.