Последнее, что он сказал мне

– Всех студентов не запомнишь, но его я помню, – задумчиво произносит Кукман. – Хотя волосы у него были гораздо длиннее, да и весил он побольше. Сейчас он выглядит иначе.

– И все же это он? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает профессор, – определенно.

Я пытаюсь представить Оуэна таким, как описывает его профессор. Я пытаюсь представить Оуэна тем человеком, которым он когда-то был. Судя по задумчивому лицу Бейли, она делает то же самое.

Профессор Кукман закрывает ноутбук и подается вперед.

– Послушайте, я не буду притворяться, что понимаю, каково вам сейчас приходится. За годы преподавания я обнаружил одну вещь, которая помогает мне взять себя в руки. Это из теории относительности Эйнштейна. Кстати, по-немецки она звучит гораздо лучше, чем по-английски…

– Нас устроит и английская версия, – перебивает Бейли.

– Эйнштейн сказал так: «Пока математические теории остаются определенными, они не имеют ничего общего с реальностью; как только у них появляется нечто общее с реальностью, они перестают быть определенными».

Бейли склоняет голову набок.

– А теперь переведите на нормальный английский, – просит она.

– В общем, это означает, что мы не знаем ни черта!

Бейли смеется – тихо, но искренне – впервые с тех пор, как все началось. Я так счастлива, что готова перепрыгнуть через стол и обнять профессора Кукмана. И тут в кабинет возвращаются Скотт и Шерил.

– Вот список студентов за весенний семестр девяносто пятого года. В девяносто четвертом вы вели два семинара для старших курсов, а в девяносто шестом занимались только с магистрантами. Значит, подходит лишь весна девяносто пятого, и ваш студент должен быть здесь! – Шерил протягивает ему список с победным видом. – В классе – семьдесят три человека. Записались восемьдесят три, потом десять отсеялись. Полагаю, вам не нужны имена тех, кто ушел?

– Нет.

– Так я и подумала, поэтому их вычеркнула, – говорит Шерил с таким видом, словно только что открыла новую субатомную частицу.

Пока профессор Кукман просматривает список, Шерил поворачивается к нам.

– В списке нет ни Оуэна, ни Майклза.

– Ничего удивительного, – замечает профессор, качая головой. – Простите, что не помню его имени. Вроде бы столько смотрел на контрольную в рамке, что мог бы запомнить…

– Это было очень давно, – утешаю я.

– И все же… Увы, фамилии ничего мне не говорят.

Профессор Кукман отдает мне список, и я поскорее беру его, пока он не передумал.

– Осталось проверить семьдесят три имени.

– Если только он здесь есть, – замечает профессор Кукман.

– Будем надеяться, – говорю я, глядя в список.

Семьдесят три имени, из них пятьдесят – мужские. Бейли заглядывает через мое плечо. Нужно придумать способ проверить их побыстрее. Я полна надежд – главное, нам есть от чего плясать.

– Вы даже не представляете, как мы вам благодарны! – восклицаю я.

Мы встаем, собираясь уходить, профессор тоже поднимается. Ему не очень хочется возвращаться к занятиям и бросать такое интересное расследование.

Мы направляемся к двери, и тут Кукман нас окликает.

– Я должен сказать… Не знаю, что происходит с ним сейчас, но раньше он был отличным парнишкой. И очень умным. Хотя память уже меня подводит, некоторых студентов я помню. Может, потому что вначале мы стараемся больше…

Кукман улыбается и пожимает плечами.

– Он завалил ту контрольную не только по своей вине. В их классе была девушка, на которую многие заглядывались…

У меня замирает сердце. Бейли тоже оборачивается к профессору, затаив дыхание.

Оуэн мало рассказывал об Оливии, но про то, что они познакомились в колледже, знала даже Бейли. На последнем курсе он влюбился в девушку, жившую в соседнем доме. Неужели он и про это соврал? Изменил мельчайшие подробности, чтобы никто не смог отследить его настоящее прошлое?

– Они встречались? – спрашивает Бейли.

– Не могу сказать наверняка. Я помню лишь потому, что он сослался на нее как на причину своей небрежности в учебе. Написал мне длинное письмо про свою любовь, и я пообещал повесить его в рамке рядом с контрольной, если он не исправится.

– Это унизительно! – возмущается Бейли.

– Зато эффективно, – заметил профессор.

Я смотрю на список, пробегая глазами женские имена. Их двадцать три, Оливии нет. Неудивительно, ведь ее имя он тоже изменил.

– Знаю, я прошу от вас слишком многого, но вдруг вы помните ее имя? Как звали ту девушку? – спрашиваю я.

– Помню лишь, что она училась лучше, чем ваш муж, – говорит он.

– Как и все остальные? – напоминаю я.

Профессор Кукман кивает:

– Ну да.

Четырнадцать месяцев назад

– И каково это – быть замужем? – интересуется Оуэн.

– А каково быть женатым? – спрашиваю я.

Мы сидели в уютном ресторанчике «Фрэнсис» в Кастро, за большим столом в крестьянском стиле, где прошел наш свадебный банкет. День начался с того, что мы расписались в городской ратуше. Я надела короткое белое платье, Оуэн – галстук и новые конверсы. Закончилось все ближе к полуночи, когда мы проводили гостей, остались вдвоем и допивали шампанское.