Последнее «долго и счастливо»

– Селестиум? Это просто место, куда любит приходить Мерлин, чтобы подумать в тишине. Но долго находиться в Селестиуме нельзя, воздух там такой разреженный, что дышать им можно лишь часа два, не больше. Так что в Селестиуме не спрячешься, в Бескрайних лесах тоже, значит, это должно быть такое место, о котором никто не знает. Место из загашников Мерлина. – Тедрос остановился и недовольным тоном спросил: – Ты мне расскажешь, наконец, почему продолжаешь носить на пальце его кольцо, Софи?

– У тебя скоро день рождения, – защебетала Софи, делая вид, что ничего не слышала. – Всего через пару-тройку недель, да? Не удивительно, что ты сейчас так серьезно задумался о выборе будущей королевы.

Тедрос пожевал губами, словно раздумывая, вернуться ему к прежней теме или переключиться на новую, предложенную Софи.

– Я готов стать королем, – сказал он наконец, продолжая тяжело ступать по тропе. – Пробыв много лет сиротой, я закалился и стал не похож на тех изнеженных наследничков, которые на троне думают сначала о себе и уже только потом о своей стране и своем народе. В моем королевстве необходимо навести порядок, после смерти отца и до моего совершеннолетия Камелотом правит так называемый Совет короля Артура, но эти бездари довели страну до ручки.

Тедрос глубоко вдохнул и продолжил:

– Мне вот-вот исполнится шестнадцать, и тогда Совету придет конец. Хватит им морить мой народ голодом, казнить тех, кто смеет протестовать против их власти. Хватит им набивать золотом карманы. Я давно решил – как только стану королем, первым делом в тот же день отправлю всю эту шваль в тюрьму, а оттуда в суд и на виселицу, – он взглянул на Софи и добавил: – Мы возродим былую славу Камелота.

Софи вздрогнула, как от удара электрическим током.

– Мы? – переспросила она.

Интересно, что это было? Тедрос оговорился или обдуманно произнес это судьбоносное «мы»?

– Ну да, я уверена, что мы… ты… Да, конечно, я уверена, что слава… и все такое… О, это будет… Это будет… – залопотала Софи. – Но как же твоя мать? Ты говорил, что твой отец вынес ей смертный приговор…

– Вот уж что меня меньше всего волнует, так это смертный приговор моей матери, – отрезал Тедрос. – К тому же она, очень может быть, сама уже умерла. Во всяком случае, после того, как она бежала из Камелота, никто больше ни разу не видел ни ее, ни Ланселота.

– Предполагается, что ты должен казнить свою мать, а тебя это нисколько не волнует? – подняла бровь Софи.

– Послушай, Софи. Моя мать – самовлюбленная предательница с холодным сердцем, но никак не сумасшедшая, – тряхнул густой золотистой челкой Тедрос. – Так что Камелот – последнее место на земле, куда она может явиться, зная, что там ее казнит собственный сын. – Тедрос погрустнел и добавил: – Правда, ничто не мешает ей являться в мои сны.

О, Софи знала, что это такое, когда тебя постоянно преследует образ навсегда ушедшей матери.

– Скажи, какой она была, твоя мать? Ослепительной красавицей, наверное?

– Вовсе нет, представь себе. Отец был намного красивее ее, энергичнее, веселее. Мать же была нескладной, боязливой, замкнутой. Типичная серая мышка. По-настоящему оживала, лишь когда разговор заходил о книгах или об уходе за животными. Абсолютно не понимаю, что в ней нашел отец и почему другие мужчины так липли к ней, – поморщился Тедрос. – Короче, отец сам выбрал это сокровище, так ему, дураку старому, и надо. А Ланселот… Вот они с матерью были точно одного поля ягода. Ланселот, мягко говоря, далеко не красавец, человек бесхитростный, но, нужно отдать ему должное, рыцарь отважный и умелый. Я, собственно, что хотел сказать? Мать была заурядной женщиной, Ланселот – заурядным мужчиной. Вполне подходящая пара.

– Печальная история, – вздохнула Софи. – Скажи, а ты мог бы оставить яркую, красивую девушку ради другой, совершенно заурядной?

Она заметила, как Тедрос тут же напрягся и поджал губы, явно не желая продолжать разговор на эту тему.

И тут Софи поняла.

Тедросу не нужно было раздумывать о том, смог бы он оставить яркую красавицу ради серенькой мышки или нет. Он уже сделал это, когда предпочел яркой Софи заурядную Агату.

Софи вспомнила реакцию Тедроса, когда она упомянула имя подруги на холме в Гилликине. Сейчас, как и тогда, щеки принца покрылись красными пятнами.

И до Софи дошло.

Говоря «мы», Тедрос имел виду не себя и Софи.

Говоря «мы», он имел в виду себя и Агату.

И совершенно не важно, обещал он Софи дать ей еще один шанс или нет.

Для себя он все уже давно решил, и словами тут ничего не изменишь.

Сердце Тедроса по-прежнему отдано его неказистой принцессе.

– Я пытаюсь представить тебя на месте королевы, – негромко сказал Тедрос, словно неожиданно вспомнив о присутствии Софи. – У тебя наверняка появилось бы свое крыло в замке и два десятка служанок, чтобы готовить ванны из парного молока, бутерброды с икрой и скупать все огурцы в королевстве.

Софи оторопело уставилась на него.

– Да-да, Агата много рассказывала мне о твоих мечтах и привычках, – усмехнулся Тедрос.