– Ваши дела, барин, – равнодушно пожал плечами хозяин, прихватил самодельный кисет с табаком и послушно вышел на двор.
Теперь на Алексея смотрели три пары глаз.
– Лешка, что снова не так? – поинтересовался Кречет, на всякий случай понизив голос.
– Господа… Лиза… – видимо, Берсенев все еще не мог решиться. – В общем… Спасибо вам за все. Из-за меня вы все влипли в историю. Которая еще не известно, как для вас закончится.
– На здоровье, Лешка, только мы все в одной лодке, – напомнил Антон. – Ей-богу, ты знаешь о нас ровно столько, сколько о себе.
– Да нет, Антон, со мной как раз все понятно. Обратной дороги для меня нет, и если не убьют при переходе границы…
– Почему у вас похоронное настроение, Берсенев? – вступил Федотов.
Алексей продолжил, не отвечая:
– Даже если мы уцелеем, то расстанемся надолго. Лиза… Елизавета Васильевна Потемкина, я хочу, чтобы мы расстались супругами. Здесь и сейчас я прошу вас стать моей женой!
Стало вдруг очень тихо. Казалось, смолк даже тонкий писк залетевших в избу комаров.
– Ну, вы нашли время и место, Берсенев, – проговорил наконец Федотов. – Скажите, вас вправду ничего другого сейчас не…
– Я согласна, Алеша, – перебил его спокойный голос Лизы, при свете восковой свечи в глазах девушки блеснули слезы. – Любимый мой Алеша… – добавила она, ничуть не стесняясь своих чувств. Господа… Антон, Григорий Лукич… Будьте свидетелями, я согласна.
– И как вы это все себе представляете? – спросил Кречет. – Вот так вот и все, договорились да спать легли?
– Грубо, Кречет, – беззлобно бросил Алексей. – А будет, как у всех. В деревне есть церковь, мы проезжали мимо нее. Священник вряд ли окажется. А Григорий Лукич станет нашим посаженным отцом.
– Вы, поручик, вижу, все основательно продумали. Всегда бы так головы работали, – проворчал Федотов.
– Вы согласны, Григорий Лукич? – Лиза чуть подалась к нему через стол.
– Вы не оставляете мне выбора. Я ведь, как-никак, с недавних пор опекаю вашего благоверного… Только, по-моему, вы все-таки сходите с ума.
– А мне кажется, мой будущий муж как раз демонстрирует остроту своего ума, – Лиза наконец утерла слезы, их сменила улыбка. – Алеша, у молодых должны быть кольца.
– Наш союз будет скреплен перед Богом и людьми, – парировал Берсенев. – Кольца со временем приложатся. Как, кстати, и бабушкино благословение. Мы Настасье Дмитриевне тоже не оставим выбора.
Алексей поднялся, деловито одернул рубаху.
– Господа, как раз оканчивается вечерня. Не думаю, что местный священник нам откажет. Тем более, если предложить ему деньги.
– Все равно вся Даниловка к утру будет знать, – вздохнул Федотов.
– Нам-то что? – искренне удивился Берсенев. – Мы никого не убили, ничего не украли. Да и вообще, к утру нас уже здесь не будет. Антон, у тебя хорошо получается улаживать дела с местными. Займешься?
…Их повенчали через час, в маленькой деревенской церквушке. Багров, тоже бывший там из чистого любопытства, ворчал что-то о господских забавах. Обручальных колец впрямь не было, но Берсенев предложил невесте обменяться простенькими медными крестиками, нашедшимися в церковном хозяйстве. Лиза не спорила – к ней вдруг пришла твердая уверенность, что кольца обязательно будут. Потом, когда все закончится, а это все непременно должно закончиться…
…Горели свечи. Пахло ладаном. Венчался раб Божий Алексей рабе Божьей Лизавете ныне, присно, во веки веков. Суетился хромой церковный служка. Поносилась чаша церковного вина, крови Христовой…
…Ночь молодые провели в избе Матвея Багрова. Сам проводник покорно отправился спать на сеновал, Федотов устроился на подводе под навесом, Кречет – под открытым небом, у крыльца, положив под голову набитый сеном мешок. Он сам вызвался охранять первую ночь молодых. Будут ли другие ночи – того никто не знал…
Чрезвычайные происшествия последних дней никоим образом не отменяли других важных задач, стоявших перед полицией Красноярска, равно как и всей губернии. Одной из первейших, как и раньше, оставался розыск и поимка остатков банды Федора Рогожина.
Агенты у сыскной полиции имелись практически везде. В создании такой широкой сети информаторов и доносчиков Михаил Говоруха не имел себе равных, ощущая при этом преимущество полиции перед жандармерией: там как раз с агентурой всегда было туговато. Да и потом, так уж сложилось, что в округе уголовных дел было много больше, чем политических.