Последняя дуэль

В ответ Ле Гри ещё яростнее мотал головой, не то отрицая вину, не то пытаясь пресечь попытки рыцаря поднять забрало.

Карруж, оставив неуклюжие попытки справиться с замком рукой в неудобной металлической перчатке, снова взялся за меч, только держа его на этот раз вверх ногами, ударил по замку тяжёлой стальной рукоятью. Лязг и металлический скрежет от удара разнёсся по всему полю. Можно представить, что слышал и ощущал обладатель шлема. Другой рукой Карруж ухватил вертящего головой Ле Гри за шлем, чтобы наносить удары более прицельно.

Рыцарь продолжал терять кровь, и силы медленно его покидали. Он постепенно увеличивал паузы после каждого удара, чтобы точнее прицелиться. Наконец, очередным резким ударом ему удалось сбить замок. Металлическое забрало откинулось, открывая лицо Ле Гри от лба до подбородка.

Ле Гри заморгал, ослеплённый ярким светом, и увидел перед собой лицо противника, почти вплотную к своему.

— Признавайся! — снова выкрикнул Карруж, доставая из ножен кинжал.

Придавленный безжалостным противником к земле, Ле Гри в отчаянии крикнул, с расчётом, чтобы его услышали все собравшиеся:

— Да проклянёт Господь мою душу, я невиновен в этом преступлении!

— Так будь же ты проклят! — выкрикнул рыцарь.

С этими словами Карруж приставил острие кинжала к горлу сквайра и, придерживая свободной рукой шлем противника, с силой вонзил тонкий клинок в обнажённую белую плоть, загнав клинок в глотку противника по самую рукоять.

Тело сквайра забилось в конвульсиях, кровь хлынула из разверстой раны. Ле Гри часто заморгал и издал булькающий звук, пытаясь сделать последний судорожный вздох. Его тело ещё раз дёрнулось под рыцарем и обмякло, замерев навсегда.

Карруж сидел на противнике ещё минуту или две, пока окончательно не убедился, что Ле Гри мёртв. Затем, он медленно поднялся, оставив кинжал торчать в безжизненном теле, распростёртом на пропитанном кровью песке.

Ослабленный схваткой и кровопотерей, Карруж приподнял забрало и развернулся лицом к своей супруге. Маргарита одной рукой по–прежнему мёртвой хваткой сжимала перила, другой вытирала слёзы. На глазах у безмолвствующей толпы они обменялись долгими пристальными взглядами, которые словно напитали их новой живительной силой.

Развернувшись к королевской трибуне, Карруж поклонился государю. Затем, кивнув головой на все четыре стороны, поблагодарил собравшихся зрителей, которые ещё так толком и не пришли в себя после развернувшейся у них на глазах кровавой драмы.

— Ai–je fait mon devoir? (Я выполнил свой долг?) — вопрошал рыцарь охрипшим от слабости и жажды голосом.

— Oui! Oui! — как один завторили ему десятки тысяч голосов, молчавших под страхом смертной казни с самого начала поединка.

Рёв ликующей толпы разорвал воздух над ристалищем, прорвавшись за монастырские стены, где доселе царила гробовая тишина. Обитатели парижских улиц близ Сен–Мартена, услышав громкие крики, на мгновение оторвались от своих дел и, возможно, догадались, что знаменитая дуэль завершилась, но всё ещё не знали имя победителя.

Пока оглушительные крики толпы эхом разносились по полю, отражаясь от монастырских стен, стража распахнула ворота справа, и Жан де Карруж, пошатываясь, покинул ристалище. У ворот его встретил слуга, который быстро отстегнул набедренные латы и перевязал рану рыцаря чистым отрезом ткани. Затем рыцарь проследовал к королевской трибуне. Прежде чем он обнимет свою супругу, празднуя их общий триумф, ему придётся засвидетельствовать своё почтение государю, который всё ещё исполнял здесь роль верховного судьи.

Толпа вновь затихла, когда победитель заковылял по полю, направляясь к королевской трибуне. Король, его дяди и придворные с изумлением смотрели на потрёпанного рыцаря–триумфатора, что стоял сейчас перед ними в пыльных окровавленных доспехах. Тяжёлая и такая неожиданная победа рыцаря над более сильным и здоровым сквайром представлялась «не иначе как чудо».

Жан де Карруж упал на колени перед государем, но «король велел ему подняться, вручил кошель с тысячей франков и сделал его членом своей палаты с пожизненным ежегодным пенсионом в двести франков». Затем король приказал своему личному лекарю сопроводить рыцаря до дома и осмотреть его рану.

С трудом поднявшись на ноги, рыцарь поблагодарил короля за столь щедрые дары и вновь поклонился. Медленно попятившись, он отошёл от королевской ложи и довольно бодро, хоть всё ещё и прихрамывая, пересёк поле, чтобы встретиться с супругой.

Стражники уже освободили Маргариту, и она ждала у подножия эшафота, «там рыцарь встретил свою супругу, и они обнялись». Пара сплелась в жарких объятиях на глазах у изумлённой толпы, он в грязных окровавленных доспехах, она — в длинном чёрном платье. В последний раз они обнялись и поцеловались незадолго до поединка. Теперь, после дуэли, их воссоединение, должно быть, воспринималось совсем иначе. Бог услышал их молитвы. Долгое испытание закончилось, теперь они свободны.