Последняя игра чернокнижника

— Веду. Если ты радеешь о себе, то почти уверен — твоя магия тебя защитит.

— А если я не о себе? — я вскинула брови.

— О твоей подруге Китти? — удивил он тем, что в курсе наших с ней отношений. — Тогда ей придется выбирать — поддаться настоящей ярости для самозащиты, можно и с помощью магического фона, или стать очередной жертвой похотливых мужланов.

— Вы несправедливы, айх! — я повысила голос. — А если в ней нет этой ярости? Она плохая работница, раз просто слишком добра для этого мира? Овощи хуже от этого чистит?

— Тогда она сломается. Нет лучше раба, чем человек, которого сломали.

— Ну тогда это бессмысленная жестокость!

— Слишком много осуждения, Катя. Переходи ко второму вопросу, который хотела задать, а то ты просто сыпешь ими уже без плана.

Я вздохнула и все-таки вернулась к тому, о чем думала:

— Айх Ринс, об этом я хотела спросить еще в первый день, когда вы привели меня сюда. Я заметила тогда и только что в этом же убедилась — вы очень часто говорите правду, где могли бы солгать. Вы… вы как будто не паритесь. Могли бы налить в уши патоки — да хотя бы на мои вопросы.

Казалось, что его этот допрос не раздражал — Ринс отвечал с удовольствием, не торопил быстрее перейти ко вчерашней теме. По крайней мере его улыбка выглядела искренней.

— А зачем нужна ложь, Катя?

— Чтобы создать о себе другое впечатление. Или успокоить, например. Или заставить человека делать что-то как будто по своему выбору, а не по обману… — я перечисляла, нахмурившись.

— Вот ты сама и ответила. Мне ничего из этого не требуется, потому я крайне редко вру. И мне плевать, почему человек будет что-то делать — из страха или обмана. И, разумеется, при необходимости я солгу, глазом не моргнув, но таких необходимостей почти не случается. Однако странно, что ты это вообще во мне собиралась разглядеть.

А мысль-то оказалась глубже, чем мне виделась вначале. Я от понимания даже выдохнула неконтролируемо и уставилась на него, разглядывая словно впервые. Он заметил:

— Что? Расскажи, о чем думаешь. Предполагаю там что-то крайне занимательное.

— Да нет, ничего такого. Только сейчас дошло, почему я от вас этого ждала. Я как-то невольно сравнивала вас с дьяволом, и потому — только из одного этого сравнения — предполагала, что и вы должны быть лживым! Вот так глупо устроен человеческий разум, даже смешно.

Он чуть приподнял голову вверх и застыл — вероятно, думал или переводил на свой язык.

— Дьявол — это у вас что-то наподобие главного беса?

— Ну да. Просто символ, олицетворение злых сил, вызывающий в людях пороки и грехи. Заметьте, некоторые сходства все же есть. Так вот его принято считать лживым. Прошу прощения, что подняла эту тему, — я немного стушевалась от поворота разговора.

Ринс говорил так же задумчиво, не выражая никакой злости:

— Есть сходства, наверное. Но никак не пойму логику вашего дьявола. Правда причиняет куда больше бед, чем ложь. Вранье упрощает мир, делает его для кого-то слаще… Представь, насколько бы проще шли наши с тобой разговоры, если бы сначала я предстал перед тобой благородным рыцарем или добрым милосердным чудиком — в этом случае ты была бы рада выложить мне всю подноготную. Или если бы я не показывал мужикам во дворе правду — мол, глядите, эти девки действительно красивы и молоды, вам не показалось, никакого простора для фантазии. И вам придется с этим осознанием уже сейчас справляться. Но так поступают только те, кому надо полегче, у кого не хватает сил для настоящего положения дел… Да, я понял! В нашем мире это свойство объединяет всех сильных магов: белые лгать не могут, а черные не видят смысла. Лучше я лишний раз покажу свою силу и жестокость, чем умение изворачиваться, для репутации полезнее. Постоянно врут только слабые, кем бы они ни были.

— Интересная версия, — заметила я. — Но иногда люди врут, чтобы выжить. Пусть это и слабость перед более сильным противником, но такая тактика оправдана. Лучше быть умным вруном, чем мертвым правдорубом.

— Точно. Спасибо, что напомнила о себе, — он улыбнулся шире. — Итак, что ты скрываешь о своей магии?

— Ничего, — я не отрывала уверенного взгляда от повязки. — О моей магии я больше услышала от вас, чем узнала сама.

— Ага. И защита тут же включилась. Эх, Катя, я уже думаю, что ваш дьявол не так уж и глуп, — он тихо рассмеялся и встал. — Сегодня мы проверим несколько способов. Начнем с амулетов.

И несколько часов подряд продолжалась свистопляска. Хоть айх и заверил, что сегодня убивать меня не собирается, но средства его оптимизма не внушали. Амулеты, пригодные только для магов, на мне не работали.

— Вот этот позволяет слабым белым магам ненадолго увеличить силу, — объяснял айх. — Катя, да что ты застыла? Иди сюда.

И я подошла — как раз в тот момент, когда он полоснул ножом себя по запястью. Я вздрогнула, но он мне подсунул кровоточащую рану прямо под нос.

— Вылечи.

Я пыталась: держала руки сверху, закрывала глаза и командовала мысленно, чтобы рана затянулась. Но итогом был лишь запачканный кровью ковер. Айх, увидев тщетность, другой ладонью с силой провел и будто стер рану.