Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Ну что, начальник, — бросил нахальный, дерзкий взгляд на Стабиньша, который сидел против него по другую сторону стола. — Чего ты от меня хочешь, начальник, что не даешь человеку как следует выспаться? Я твоим ментам уже сказал — эта лайба не моя. Про тот «вольво» я ничего не знаю. Моя тачка — «мерседес». Его привез немец — отремонтировать и продать. Чего еще ты от меня хочешь? Я уже сказал, что не знаю, как зовут немца. Назвался он Куртом. А может, он Фриц или Ганс. Я его ксивы не видел, паспорт не проверял. Мне это без надобности. Безразлично. Хоть бы сам дьявол. Он просил отремонтировать машину — отремонтировали, просил продать. Если бы продали — мне барыш. А про «вольво» как есть ничего не знаю. Моя хата с краю, ничего не знаю, — тараторил он без передыха, будто хотел сказать — отпусти меня, спать охота. Однако за его показной бравурностью и меланхолическим равнодушием Стабиньш угадывал напряженное внимание и готовность в любой момент отразить атаку. «Значит, знает кошка, чье мясо съела», — думал Стабиньш. Он пристально оглядел могучие плечи Толика, широкую грудь под моряцкой майкой-тельняшкой и татуировку на мускулистых руках — женщина на орудии с горящим факелом в руке, что означало: с юных лет тюрьма — дом родной.

— Когда освободился? — миролюбиво спросил Стабиньш, точно пришел в тюрьму поговорить с ним о его семейных делах. — Ты уже успел жениться и жена на восьмом месяце, уже купил кооперативную квартиру со всеми удобствами в новом доме, и новый «фордик-скорпио» есть, супер-машина.

— Я же сказал, сколько можно говорить? — терял терпение Толик. — Занимаемся бизнесом, разве вы сами не видели, покупаем, ремонтируем, продаем, солидный получается барыш. Живем как можем. Теперь не запрещается.

— А жена твоя — ее девичья фамилия Калачникова, — продолжал Стабиньш в том же тоне; не обращая внимания на нетерпение Толика, открыл папку и, как бы проверяя, медленно перевернул несколько листов.

Толик внимательно следил глазами за каждым движением руки Стабиньша, и его напряженность стала постепенно прорываться наружу.

— Ну и что из того? — нервно бросил он.

— Она — родная сестра Антона Калачникова? — терпеливо продолжал спрашивать Стабиньш.

Толик молчал и невольно закусил нижнюю губу.

— Антона Калачникова, по кличке Калачик, так ведь? — Стабиньш выдержал паузу, наблюдая за лицом Толика.

Тот не ответил. Он глубоко затянулся, выпустил дым и ждал, что будет дальше.

— Так вот, Антон Калачников — Калачик — пригнал в вашу мастерскую этот «вольво».

— Я за Калачика не отвечаю. У него свои дела, у меня свои. — Теперь Толик уже заметно нервничал. — У нас ничего общего. Мы даже почти не разговариваем. Поссорились.

— А ребята из вашей мастерской говорят совсем другое.

— Не надо мне шить дело, начальник, — раздраженно вскричал Толик, и у него заходили челюсти. — Я к тому «вольво» пальцем не притронулся. — Он необдуманно себя выдал и повернулся к Стабиньшу боком.

— А разве «вольво» краденый? — миролюбиво удивился Стабиньш.

— Мне-то откуда знать! — уже злился Толик.

— Тогда с какой стати шить дело? — Стабиньш продолжал листать бумаги. — А пальцем к той машине, Толик, ты притронулся, и довольно основательно. Остались отпечатки.

Толик стиснул зубы, лицо покраснело от напряжения. Он обдумывал ответ.

— А что из того? Меня как специалиста попросили осмотреть машину, — наконец нашелся он.

— Кто попросил? — молниеносно подхватил Стабиньш. — Кому Калачик пригнал эту машину? Говори, живо говори, говори дальше, Малыш!

— Крупенкову, ремонтировать, — поторопился Толик. — Я же сказал — у него своя команда.

— А Крупенков говорит, что тебе, и Берзинь то же самое сказал. Показать их протоколы или, может быть, устроим очную ставку?

— Сукины дети! — сквозь зубы процедил Толик и сплюнул. — И что они еще сказали?

— Сказали, что ты главарь мафии и командуешь парадом ты. Это говорят все твои подчиненные, как и то, что Марек Сапожников всего лишь шестерка и поставщик, а не директор, — точно ушат холодной воды вылил на голову Толику Стабиньш. — Теперь давай говорить серьезно, нечего дурака валять. — Он грузно поднялся и посмотрел теперь на Толика сверху вниз. — Ты видел в салоне «вольво» кровь? Видел пулевое отверстие в сиденье шофера? — жестко спросил Стабиньш.

Толик в углу камеры глупо таращил глаза, потом испуганно поднял взгляд.

— Так вот, — не давал ему опомниться Стабиньш. — В этой машине совершены два убийства. Убиты мужчина и женщина. В салоне машины найдены, Толик, твои отпечатки пальцев, и на двигателе тоже. Ты даже умудрился бросить в салоне окурок сигареты. Цыгарка твоя, по слюне эксперты это без труда установят. Нам не составит труда, как ты говоришь, пришить тебе тяжкое дело — два мокрых и ограбление машины. А в машине были и деньги, очень большие деньги! Это тянет на вышку, сам понимаешь!

Толик вскочил. У него перехватило горло. Он хватал ртом воздух и смотрел на Стабиньша полными ужаса глазами.

— Но я… но я… я мокрых… не… — бормотал он.

— Тогда живо рассказывай! — крикнул на него Стабиньш. — Рассказывай! Иначе тебе хана!