Мама тогда вернулась с рынка после двенадцатичасового рабочего дня, в течение которого ей обычно приходилось носиться по центру города за товаром, обхаживать потенциальных покупателей, которые в основном игнорировали ее, а порой даже называли «китайкой» и смеялись ей в лицо. Однако в спорах она извлекала аргументы из самой глубины души, подпитанные самыми фундаментальными страхами.
– Я не верю в ад. – Уже измученная, Марго сполоснула кастрюлю под струей самой горячей воды, какую могла выдержать. Пар щекотал лицо.
Мама внезапно ударила ладонью по столешнице и громче повторила:
– Хочешь попасть в ад?!
– Если бы бог существовал, он бы не позволил нам страдать! – резко возразила Марго, закрывая кран. – Он бы не допустил бедности, – кричала она по-английски, ее не волновало, поймет ли ее мама. Ей нужно было высказаться. – Он не стал бы так усложнять нам жизнь. Не было бы войн. Он не стал бы усложнять жизнь стольким людям.
Из глаз полились слезы – Марго уже не могла остановиться.
– А что будет, когда ты умрешь? А? – Мама указала на пол, как будто они все будут похоронены прямо на этом месте, под этим самым бежевым линолеумом.
– Когда я умру, я превращусь в грязь, мне все равно.
– Что будет, когда ты умрешь? – повторила мама, будто не слыша ее, трясущимся пальцем тыкая Марго в грудь. – Как тебя найдут родные? А? Как ты найдешь тех, кого потеряла? – Мама, которая редко плакала, всхлипнула. – Как ты найдешь тех, кого потеряла?
Марго не могла вынести вида неприкрытой, отчаянной боли на лице мамы и бросилась мимо нее в ванную, где плюхнулась на унитаз и разрыдалась. С мамой просто невозможно жить под одной крышей – она то ведет себя как настоящий тиран, то неожиданно становится прозрачной, обнажая всю душу, трагедии своей жизни: одиночество, сиротство, войну, необходимость самостоятельно воспитывать ребенка и постоянно работать, без выходных, без отпусков.
Марго в таких случаях всегда терялась, не зная, как реагировать на яркие вспышки истинной сущности мамы, которые грозили сжечь их всех дотла.
За дверью, где стояла мама, слушая ее плач, скрипнул пол. Марго представила ее в тот момент – ладонь прижата к закрытой двери, голова наклонена, рука сжимается в кулак, чтобы постучать… и в последний момент замирает и опускается.
Как же они боялись друг друга. Какими несносными были вместе. Если бы только мама постучала, а Марго не прогнала ее… Если бы только они могли обнять друг друга и сказать: «Я тебя не понимаю, но стараюсь изо всех сил. Я правда стараюсь изо всех сил».
Теперь же Марго погружалась в мамин мир так, словно шла прямиком в лесной пожар, который невозможно остановить и которому нет конца и края. Однако этот пожар не только уничтожит сухие ветки и колючки – он также высвободит запертые в своих идеальных сосновых шишках семена, которые упадут в почву и дадут новые побеги.
Под конец молитвы толпа встала со скамей, перелистывая страницы тонких лощеных песенников в черных пластиковых обложках и прочищая горло для пения. Мягкий хор голосов под мелодию органа словно возвышал помещение, будто души собравшихся заскользили по сводчатому потолку, заполняя грудную клетку церкви. Марго не понимала слов, но внутри все гудело от этих звуков – мелодии добра, сопричастности и, быть может, даже прощения. На глаза навернулись слезы, и она промокнула их, прежде чем они выльются наружу.
Началась проповедь. Священник в рясе говорил мягким, но уверенным голосом, разжигая церковь, как огонь. Сеть в сознании Марго выловила только несколько корейских слов – «дар», «любовь» и «бог».
Подняв глаза, она вдруг увидела в середине зала знакомое лицо, знакомые алые губы и подтолкнула Мигеля локтем.
– Что? – прошептал тот в ответ.
– Миссис Бэк! – так же шепотом ответила Марго. – Смотри, вон там.
– Где?
– С серым шарфом.
На них недовольно покосился мужчина, стоящий неподалеку.
Когда началось причастие и к алтарю вызвали ряд миссис Бэк, та поднялась со скамьи. На ней была темно-синяя блузка и длинная юбка в тон, которая колыхалась при ходьбе. Миссис Бэк поклонилась священнику, принимая хлеб. – Марго вспомнила его сухую текстуру, как он быстро растворяется на языке, проходит в горло. Прислонившись к стене, она смотрела на позолоченный алтарь, над которым на кресте, раскинув руки, висел Иисус, бледный и худой.
Возвращаясь в свой ряд, миссис Бэк подняла глаза, и на секунду Марго показалось, что она заметила их с Мигелем – их было сложно не заметить, они выделялись из толпы, – но та взяла свой песенник и села, будто не произошло ничего необычного.
Когда служба закончилась, Марго принялась наблюдать за миссис Бэк, которая убрала свои вещи в черную холщовую сумку, достала мобильный телефон и, уткнувшись в экран и не обращая внимания на окружающих, нетвердой походкой направилась к выходу.