– Знайте, что вы одна-единственная так считаете. Спросите у любого в Лондоне, и вам скажут, что имя наше связано с греховной страстью и самоуничтожением.
– Не поверю, что вы не способны выбрать пример для подражания – отца или дядю. Это как-то… по-детски. – Ее откровенно скептическое отношение удивило Алекса, ведь для него разница в чертах двух родов была очевидна. – А ваши друзья, лорд Гантер и лорд Ревенскар, они ведь тоже повесы и любители покутить. Но их вы не оцениваете однозначно: плохой, хороший? Даже если они совершали нечто предосудительное?
Он улыбнулся, невольно вспомнив их юношеские похождения.
– Это другое.
– Почему же?
– Они не Синклеры.
– Вы ведь понимаете, что это смешно. Разве хороший дипломат не должен опасаться попасть в западню предвзятых суждений?
Улыбка Кристины обезоруживала, но упрямство заставляло стоять на своем.
– Допустим, но хороший дипломат должен знать о своих недостатках и не позволять им влиять на работу.
– Быть Синклером – не значит быть плохим.
– Нет, это, скорее, проклятие.
Кристина вздохнула.
– Печально, а я считала вас умным человеком.
– Не верите в проклятия, мисс Джеймс? – Алекс постарался сдержать улыбку.
Она отвернулась, оглядела фигурки и взяла в руки ту, что он сделал когда-то для своего преподавателя, – скрюченный человечек.
– Нет, как и в волшебство. Впрочем, я тоже в детстве представляла себя подкидышем, мечтала, как моя настоящая семья скоро меня найдет, и окажется, что я принцесса сказочного королевства, мы вернемся туда и будем счастливы.
– Кажется, в некоторой степени ваша мечта сбылась. По крайней мере, события вашей жизни близки к тому, о чем вы мечтали.
– Невероятно, правда? Сначала, в первое время жизни на Иллиакосе меня это пугало. Первые года четыре мне время от времени снился сон, что я вернулась в Нортумберленд и кузены опять надо мной издеваются. У меня даже появилась уверенность, что я сама каким-то образом сотворила волшебство, чтобы Иллиакос появился в моей жизни. Весь первый год я, ложась спать, давала себе слово, что завтра буду вести себя идеально, и тогда заклятие продолжит действовать, я останусь на острове и никогда не вернусь в дом дяди. Похоже на тысячу и одну ночь: каждый день я зарабатывала право на следующий. Вы говорите, я хорошая помощница, знаете, я готова была на все, лишь бы ничего не менялось, даже если это только сон. Сначала я боялась общаться с Ари. Мне казалось: если в этом сне я дам волю чувствам и эмоциям, то проснусь, и все станет как раньше. В конце концов, я сдалась. Ари очень упорная. Она приходила ко мне ночью, сворачивалась рядом, как щенок. – Кристина улыбалась, глядя куда-то вдаль, и гладила Мальчика. – В результате я стала лучше спать с Ари, чем без нее, даже когда она пиналась во сне, а я потом ходила с синяками.
– Страх до сих пор не оставил вас?
Кристина посмотрела на Алекса, широко распахнув глаза, и он увидел в них ответ. Конечно, она и сейчас боится. Стремление контролировать себя и ситуацию – не из желания манипулировать, как он ошибочно решил сначала. Это ее способ существования, самозащиты. Теперь он все понял.
– Нет, не оставил. – Кристина покачала головой. – Я ведь и представить не могла… Когда папа умер, я каждый день ждала, что меня отправят обратно в Англию. Мне никто ничего не говорил, но я была уверена, что топор упадет на мою голову, ведь без отца я была им не нужна. Какая от меня польза? Я почти все время молчала, боялась, что меня заметят, если я произнесу слово, вспомнят, что от меня пора избавиться. Потом я пришла к выводу, что меня никто не трогает, чтобы не нарушать траур, полагая, что я скорблю по отцу. Месяца через три король Дарий, наконец, понял, что я живу в постоянном страхе, и сказал, что меня никто не отправит обратно, я могу остаться с ними навсегда. Тогда я в первый и последний раз в жизни упала в обморок. Прямо в главном зале. Было ужасно стыдно.
Алекс старался ничем не выдать своих эмоций, даже взглядом. Кристина не простила бы ему жалости, а сейчас хотелось обнять ее, как маленькую принцессу, прижать к себе и успокоить. Это было бы неправильно, страсть и гнев – плохие соседи. Алекс не вполне понимал, на что злится и почему. В ее истории не было отрицательных персонажей, просто люди со своими слабостями, они не должны вызывать столь сильный приступ ярости. И все же он точно знал: будь у него возможность найти тех, кто причинил ей боль, он разобрался бы с ними.
Кристина прошла к краю шкафа и принялась разглядывать розу, вырезанную из ветки ореха.
– Их должно накопиться больше за двадцать лет. Где вы храните остальные?
Алексу была приятна открытость мисс Джеймс, он не хотел, чтобы она опять замкнулась, впрочем, так будет безопаснее для них обоих.
– Вы ведь не ожидали, что я выставлю их все здесь. – Он лукаво улыбнулся и скрестил руки на груди.
– О нет! Но вы не могли их выкинуть, верно? После того, что они сделали с картинами вашей мамы? Нет, это невозможно! – Она смотрела на него с ужасом, крепче прижав к груди Мальчика, словно он мог и его уничтожить.