Рассказывают, - но как дерзать доверять всему, о чем болтают?! Говорят, что Пушкин, вернувшись как-то домой, застал Дантеса наедине со своею супругою. Предупрежденный друзьями, муж давно уже искал случая проверить свои подозрения; он сумел совладать с собою и принял участие в разговоре. Вдруг у него явилась мысль потушить лампу, Дантес вызвался снова ее зажечь, на что Пушкин отвечал: «Не беспокойтесь, мне, кстати, нужно распорядиться насчет кое-чего». Ревнивец остановился за дверью, и через минуту до слуха его долетело нечто похожее на звук поцелуя...
Похожую историю, с еще более пикантными подробностями, спустя годы рассказывал и князь А.В.Трубецкой - ближайший приятель Дантеса. Это была та же нелепица, говорящая лишь об очевидной для всех интриге между поэтом и кавалергардом. Мердер так ее и понимала. Она использовала анекдот как раз по назначению, с его помощью подступая к главной мысли, которая особенно ее волновала:
Впрочем, о любви Дантеса известно всем. Ее, якобы, видят все. Однажды вечером, я сама заметила, как барон, не отрываясь, следил взором за тем углом, где находилась она. Очевидно, он чувствовал себя слишком влюбленным для того, чтобы, надев маску равнодушия, рискнуть появиться с нею среди танцующих[430].
Мердер была несколько смущена - она до конца не знала верно ли определяет то, что происходит у нее на глазах. Дантес вел себя вызывающе - это заметили многие, но объяснить подобную неосторожность не могли. То, что кавалергард эпатировал самого поэта, старались не думать. Гораздо проще было предположить, что демонстрация независимости, выразившаяся, в частности, в бесцеремонном обращении Дантеса с женой поэта, была проявлением неугасающей страсти, а не уязвленного самолюбия. Тому способствовали и сами Геккерны.
Не надо забывать, что им приходилось объяснять знакомым причину упрямства нового родственника - нежелание поэта поддерживать родственные отношения. Ведь говорят же, нет дыма без огня. И Геккерны составили вполне безобидную историю, согласно которой Пушкин, как-то обнаружив у себя в доме письма Дантеса, «содержащие выражение самой пылкой страсти», подумал, что адресованы они Наталье Николаевне. Кавалергард вынужден был объяснять, что письма обращены к Екатерине - благо, записочки писались обеим сестрам. После чего и было объявлено о предстоящей свадьбе, но поэт не поверил им и не избавился от ревнивых подозрений.
Позже эта версия легла в основу судебного разбирательства, но до того, выпущенная в общество, она обросла фантастическими подробностями и превратилась в пошлый анекдот, который вредил репутации Геккернов ничуть не меньше, чем Пушкину. Не исключено, что здесь сыграли свою роль и друзья поэта - слишком уж охотно, а главное, с нескрываемым удовольствием объясняла спустя годы происшедшее княгиня В.Ф.Вяземская:
Между тем, посланник, которому досадно было, что сын его женился так невыгодно, и его соумышленники продолжали распускать по городу оскорбительные для Пушкина слухи.
Зная по многочисленным свидетельствам, что Геккерны старались убедить общество, как раз, в обратном, не трудно заподозрить княгиню в сознательном интриганстве.
Примерно в тот же день или около того, 22-24 января, Александрина Гончарова писала своему брату Дмитрию:
Я очень виновата перед тобой, дорогой брат Дмитрий; обещав тебе написать о том, что нового происходит в нашей милой столице, я не была аккуратна в исполнении этого обещания. Но, видишь ли, не было никакого достопримечательного события, ничего, о чем стоило бы упоминать, вот я и не писала. Теперь, однако, меня мучает совесть, вот почему я и принимаюсь за письмо, хотя и затрудняюсь какие новости тебе сообщить.
Настало время поговорить об Александрине.
История с кроватью