Последняя мистификация Пушкина

Слух о том, что Пуш­кин жи­вет с Алек­сан­д­ри­ной мог и дол­жен был поя­вить­ся го­раз­до рань­ше слу­ха о до­мо­га­тель­ст­вах Дан­те­са, ес­ли бы толь­ко об­ще­ст­во ви­де­ло в по­ве­де­нии по­эта что-то пре­до­су­ди­тель­ное. И Гек­кер­ны не ста­ли бы до­жи­дать­ся по­яв­ле­ния ано­ним­ных пи­сем, сва­тать­ся к Ека­те­ри­не, имея в ар­се­на­ле пре­крас­ную воз­мож­ность очер­нить имя по­эта.

Ан­на Ан­д­ре­ев­на Ах­ма­то­ва, со свой­ст­вен­ной ей по­эти­че­ской энер­ги­ей - «ко­гда б вы зна­ли из ка­ко­го со­ра» - бро­си­лась за­щи­щать то, что тре­бо­ва­ло не за­щи­ты, а по­ни­ма­ния. При этом она «ге­ни­аль­но» оп­рав­да­лась, от­крыв ши­ро­кую до­ро­гу «прав­до­руб­ам» раз­ных мас­тей:

Как ни стран­но, я при­над­ле­жу к тем пуш­ки­ни­стам, ко­то­рые счи­та­ют, что те­ма се­мей­ной тра­ге­дии Пуш­ки­на не долж­на об­су­ж­дать­ся. Сде­лав ее за­прет­ной, мы, не­со­мнен­но, ис­пол­ни­ли бы во­лю по­эта. И ес­ли по­сле все­го ска­зан­но­го я все-та­ки об­ра­ти­лась к этой те­ме, то толь­ко по­то­му, что по это­му по­во­ду на­пи­са­но столь­ко гру­бой и злой не­прав­ды, чи­та­те­ли так охот­но ве­рят че­му по­па­ло и с бла­го­дар­но­стью при­ем­лют и змеи­ное ши­пе­ние По­ле­ти­ки, и ма­раз­ма­ти­че­ский бред Тру­бец­ко­го, и сю­сю­ка­нье Ара­по­вой[439].

В по­след­нем слу­чае Ах­ма­то­ва, ве­ро­ят­но, име­ла в ви­ду сле­дую­щие раз­мыш­ле­ние до­че­ри На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны:

Алек­сан­д­ра Ни­ко­ла­ев­на при­над­ле­жа­ла к мно­го­чис­лен­ной плея­де вос­тор­жен­ных по­клон­ниц по­эта, со­вме­ст­ная жизнь, увя­дав­шая мо­ло­дость, не при­гре­тая лю­бо­вью, не­за­мет­но для нее са­мой мог­ли пе­ре­ро­дить род­ст­вен­ное сбли­же­ние в бо­лее пыл­кое чув­ст­во. Вы­зва­ло ли оно в Пуш­ки­не крат­ко­вре­мен­ную вспыш­ку? Где ока­зал­ся пре­дел обо­юд­но­го ув­ле­че­ния? Эта не­раз­га­дан­ная тай­на дав­но ле­жит под мо­гиль­ны­ми пли­та­ми[440].

Ах, ес­ли бы Ах­ма­то­ва ос­та­но­ви­лась, ес­ли бы при­зна­ла за Алек­сан­д­ри­ной пра­во ув­лечь­ся Пуш­ки­ным и сво­им ав­то­ри­те­том не под­дер­жа­ла жен­ские пе­ре­су­ды Ара­по­вой, се­го­дня мож­но бы­ло бы обой­тись од­ним ут­вер­жде­ни­ем: по­верь­те, гос­по­да, к смер­ти по­эта эта ис­то­рия не име­ет ни­ка­ко­го от­но­ше­ния. А так при­хо­дит­ся сле­до­вать за мыс­лью ве­ли­кой по­этес­сы, от­да­вая дань ее про­ни­ца­тель­но­сти. Она бы­ла пра­ва, ко­гда за­ме­ти­ла, что от­каз Пуш­ки­на иметь от­но­ше­ния с до­мом Дан­те­са по то­гдаш­ним нра­вам был скан­дал не­ве­ро­ят­ный, но вы­вод из это­го сде­ла­ла со­вер­шен­но со­вре­мен­ный:

И, по-ви­ди­мо­му, Гек­керн пус­тил в ход за­го­тов­лен­ную им впрок сплет­ню. Это долж­но бы­ло иметь при­мер­но та­кой вид: «Ах, вы нас на по­рог не пус­кае­те, так мы и са­ми не хо­тим к вам ид­ти, по­то­му что у вас в до­ме тво­рит­ся без­обра­зие[441].

Че­ло­ве­ку два­дца­то­го ве­ка не лег­ко по­нять обы­чаи пуш­кин­ской эпо­хи. Он оза­бо­чен сво­ей ин­ди­ви­ду­аль­но­стью и не ду­ма­ет об ин­те­ре­сах се­мьи. То­гда же ин­тим­ные от­но­ше­ния ме­ж­ду род­ст­вен­ни­ка­ми од­ной кро­ви не осу­ж­да­лись ни биб­лей­ски­ми, ни об­ще­ст­вен­ны­ми за­ко­на­ми, ес­ли они спо­соб­ст­во­ва­ли вос­соз­да­нию и ук­ре­п­ле­нию се­мьи. Та­кой, с со­вре­мен­ной точ­ки зре­ния, ка­зус вы­ра­жал­ся, на­при­мер, в «чес­ти», ко­то­рую царь, как гла­ва об­ще­рос­сий­ско­го до­ма, ока­зы­вал за­муж­ним да­мам. Обы­чаи двор­цо­вой жиз­ни рас­про­стра­ня­лись и на дво­рян­ские се­мьи. Не со­гла­ша­ясь на­ла­дить се­мей­ные от­но­ше­ния с Гек­кер­на­ми, по­эт, не­со­мнен­но, на­ру­шал тра­ди­цию.

Но не сле­ду­ет за­бы­вать, что он и сам имел на­лож­ни­цу в бо­лее мо­ло­дые, изви­ни­тель­ные го­ды, а в се­мей­ной жиз­ни от­да­вал дань До­мо­строю. Впро­чем, речь не о нем. Как бы ни вел се­бя Пуш­кин в се­мье, важ­но, что об­ще­ст­во позволя­ло ему это, а, зна­чит, Гек­кер­ны не мог­ли апел­ли­ро­вать к мне­нию све­та. Ан­на Ан­д­ре­ев­на оши­ба­лась, ко­гда вы­страи­ва­ла весь­ма по­нят­ную ей, но ма­ло ин­те­рес­ную со­вре­мен­ни­кам по­эта, ин­три­гу:

Итак, дер­нув не­при­мет­ную ни­точ­ку (Алек­сан­д­ри­на), мы вы­тя­ну­ли не­что ужас­ное и от­вра­ти­тель­ное, то есть то, что слу­чи­лось бы, ес­ли бы ду­эль 27 ян­ва­ря по­че­му-ни­будь не со­стоя­лась. …Ни в чем не по­вин­ную Алек­сан­д­ру Ни­ко­ла­ев­ну на­до бы­ло бы увез­ти на веч­ное дев­ст­во к ма­ма­ше в де­рев­ню, а один из брать­ев Гон­ча­ро­вых дол­жен был бы при об­щем со­чув­ст­вии Пе­тер­бур­га убить на ду­эли Пуш­ки­на, обес­чес­тив­ше­го его се­ст­ру, жив­шую в до­ме Пуш­ки­на и до­ве­рен­ную ему ма­те­рью[442].