Последняя мистификация Пушкина

Не­дав­но вдруг за­но­во от­кры­лось, что, имен­но, Алек­сан­д­ри­не Гон­ча­ро­вой мы обя­за­ны смер­тью по­эта[431]. Пер­вый раз об этом гром­ко за­го­во­рил князь Трубец­кой еще в 1887 го­ду, но его сра­зу оп­ре­де­ли­ли в ма­раз­ма­ти­ки и ху­ли­те­ли Пуш­ки­на, и ис­то­рия са­ма со­бой за­бы­лась. Сред­няя се­ст­ра На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны все­гда при­вле­ка­ла вни­ма­ние ис­сле­до­ва­те­лей. С од­ной сто­ро­ны, ее безого­во­роч­но за­чис­ля­ли в со­труд­ни­ки Пуш­ки­на, с дру­гой – ни­ка­ких оп­ре­де­лен­ных ос­но­ва­ний для это­го не бы­ло, ес­ли не счи­тать не­кую та­ин­ст­вен­ную связь, од­на­ж­ды ус­та­но­вив­шую­ся ме­ж­ду по­этом и своя­че­ни­цей. При­чем ха­рак­тер этой свя­зи ни­кто по-на­стоя­ще­му не ис­сле­до­вал, на­ив­но по­ла­гая, что в ней не со­дер­жа­лось ни­че­го опас­но­го для Пуш­ки­на.

Од­на­ко, по­смот­рим, как ве­ла се­бя и о чем пи­са­ла «со­труд­ни­ца» по­эта в ус­ло­ви­ях, ко­гда от­но­ше­ния ме­ж­ду семь­я­ми Пуш­ки­ных и Гек­кер­нов дос­тиг­ли оче­вид­но­го, да­же для по­сто­рон­них, кри­зи­са:

Все ка­жет­ся до­воль­но спо­кой­ным. Жизнь мо­ло­до­же­нов идет сво­им че­ре­дом. Ка­тя у нас не бы­ва­ет; она ви­дит­ся с Та­шей у Те­туш­ки и в све­те. Что ка­са­ет­ся ме­ня, то я ино­гда хо­жу к ней, я да­же там один раз обе­да­ла, но при­зна­юсь те­бе от­кро­вен­но, что я бы­ваю там не без до­воль­но тя­го­ст­но­го чув­ст­ва.

Ин­те­рес­но, что ис­сле­до­ва­те­ли, час­тень­ко ло­мая ко­пья во­круг пре­сло­ву­то­го «обе­да», как со­бы­тия, спо­соб­но­го на­вре­дить ре­пу­та­ции Алек­сан­д­ри­ны, за­сви­де­тель­ст­во­вав ее пе­ре­ход на сто­ро­ну Гек­кер­нов, со­всем не об­ра­ща­ют вни­мание на пер­вую часть фра­зы: «я ино­гда хо­жу к ней». То есть за две не­де­ли, про­шед­шие по­сле свадь­бы се­ст­ры, Алек­сан­д­ри­на уже не­сколь­ко раз бы­ва­ла в до­ме Гек­кер­нов. Обед – все­го лишь куль­ми­на­ци­он­ное со­бы­тие в ря­ду обычных по­се­ще­ний. С че­го бы это? Не в ее ха­рак­те­ре бы­ло под­дер­жи­вать сест­рин­ское дру­же­ст­во. Во вся­ком слу­чае, Дмит­рий знал это на­вер­ня­ка. Опе­ре­жая его пря­мой во­прос, Алек­сан­д­ри­на при­ня­лась оп­рав­ды­вать­ся, ес­те­ст­вен­но, пе­ре­хо­дя в на­сту­п­ле­ние:

Пре­ж­де все­го я знаю, что это не­при­ят­но то­му до­му, где я жи­ву, а во-вто­рых мои от­но­ше­ния с дя­дей и пле­мян­ни­ком не из близ­ких; с обе­их сто­рон смот­рят друг на дру­га не­сколь­ко ко­со, и это не очень-то по­бу­ж­да­ет ме­ня час­то хо­дить ту­да. Ка­тя вы­иг­ра­ла, я нахо­жу, в от­но­ше­нии при­ли­чия, она чув­ст­ву­ет се­бя луч­ше в до­ме, чем в пер­вые дни: бо­лее спо­кой­на, но, мне ка­жет­ся, ско­рее пе­чаль­на ино­гда. Она слиш­ком ум­на, что­бы это по­ка­зы­вать и слиш­ком са­мо­лю­би­ва то­же; по­это­му она ста­ра­ет­ся вве­сти ме­ня в за­блу­ж­де­ние, но у ме­ня, я счи­таю, взгляд слиш­ком про­ни­ца­тель­ный, что­бы это­го не заметить. В этом мне нель­зя от­ка­зать, как уве­ря­ла ме­ня все­гда Ма­минь­ка, и тут она бы­ла со­вер­шен­но пра­ва, так как ни­что от ме­ня не скро­ет­ся.

Рас­хва­став­шись, Алек­сан­д­ри­на не за­ме­ча­ет, как не­ожи­дан­но про­го­ва­ри­ва­ет­ся: ко­неч­но же, она хо­ди­ла в дом Гек­кер­нов на­блю­дать за жиз­нью мо­ло­до­же­нов. Ее влек­ло ту­да то же, что и Со­фью Ка­рам­зи­ну - не­спо­кой­ное лю­бо­пытст­во. Эти жен­щи­ны во мно­гом на­по­ми­на­ли друг дру­га - и гру­бо­ва­той внеш­но­стью, и не­ус­туп­чи­вым ха­рак­те­ром, и да­же склон­но­стью чер­пать удо­воль­ст­вие в ум­ст­вен­ном пре­вос­ход­ст­ве над кра­си­вы­ми, но глу­пы­ми, по их мне­нию, современницам.

Ко­гда в об­ще­ст­ве го­во­ри­ли, что се­ст­ры Гон­ча­ро­вы - «блед­ный спи­сок» с На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны, име­ли вви­ду пре­ж­де все­го Алек­сан­д­ри­ну. У Ека­те­ри­ны бы­ла своя ори­ги­наль­ная, хо­тя и не столь убе­ди­тель­ная, кра­со­та. Внеш­не она боль­ше по­хо­ди­ла на мать, уро­ж­ден­ную За­гряж­скую – яр­кую брю­нет­ку с огром­ны­ми гла­за­ми. А вот Алек­сан­д­ри­не, вме­сте с млад­шей се­ст­рой, по­ходившей на от­ца, ду­ма­ет­ся, при­хо­ди­лось стал­ки­вать­ся с мне­ни­ем, что черты ее лица

хо­тя и на­по­ми­нав­шие пра­виль­ность гон­ча­ров­ско­го скла­да, яв­ля­лись как бы его ка­ри­ка­ту­рою. Ма­то­вая блед­ность ко­жи На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны пе­ре­хо­ди­ла у нее в не­ко­то­рую жел­тиз­ну; чуть при­мет­ная не­пра­виль­ность глаз, при­даю­щих осо­бую пре­лесть вдум­чи­во­му взо­ру млад­шей се­ст­ры, пе­ре­ро­ж­да­лась у нее в не­со­мнен­но ко­сой взгляд, - од­ним сло­вом, лю­ди, ви­дев­шие обе­их сес­тер ря­дом, на­хо­ди­ли, что имен­но это пре­да­тель­ское сход­ст­во слу­жи­ло в яв­ный ущерб Алек­сан­д­ри­не Ни­ко­ла­ев­не.[432]

Обид­ное, хо­тя и спра­вед­ли­вое срав­не­ние! Ду­ма­ет­ся, у же­ны по­эта бы­ла не толь­ко свет­ская со­пер­ни­ца по ли­нии му­жа (Му­си­на-Пуш­ки­на!), но и своя до­маш­няя - под де­вичь­ей фа­ми­ли­ей.

Одинаково сложные от­но­ше­ния скла­ды­ва­лись у Алек­сан­д­ри­ны и Со­фьи с Загряж­ской: