Последняя мистификация Пушкина

На сле­дую­щее ут­ро, 26 ян­ва­ря, Пуш­кин при­нял­ся со­чи­нять ко­пию сво­его по­сла­ния Гек­кер­ну. Здесь нет ого­вор­ки - со­чи­нять ко­пию, по­сколь­ку по­эт не про­сто пе­ре­пи­сы­вал го­то­вый текст, а со­став­лял но­вый, очень по­хо­жий на преж­ний, но имев­ший дру­гую цель и ха­рак­тер. При­няв ре­ше­ние драть­ся на ду­эли, Пуш­кин дол­жен был по­за­бо­тить­ся о бу­ду­щем де­тей и со­хра­не­нии ре­пу­та­ции се­мьи в слу­чае ги­бе­ли. И тут на­до бы­ло, кро­ме под­держ­ки ца­ря, опе­реть­ся на со­чув­ст­вие об­ще­ст­ва, рас­крыть пе­ред ним кар­ти­ну уни­жен­но­го дос­то­ин­ст­ва це­лой се­мьи, за­од­но пус­тив пра­ви­тель­ст­во по лож­но­му сле­ду.

По­эт уб­рал из пись­ма со­мни­тель­ное упо­ми­на­ние об ано­ним­ке, по­ни­мая, что раз­би­ра­тель­ст­во с ней ока­жет­ся бес­по­лез­ным для се­мьи. Са­мо со­бой вы­яс­нит­ся, что Гек­кер­ны ее не пи­са­ли, и ги­бель по­эта пред­ста­нет след­ст­ви­ем ро­ко­во­го за­блу­ж­де­ния, а его про­тив­ни­ки при­мут му­че­ни­че­ский оре­ол не­вин­но постра­дав­ших. Дру­гое де­ло, свод­ни­че­ст­во и ка­зар­мен­ные ка­лам­бу­ры - впол­не по­нят­ный по­вод к раз­дра­же­нию, прав­да не столь бур­но­му, но, что по­де­ла­ешь, ведь речь идет о по­эте!

К то­му же Пуш­кин пред­ви­дел по­доб­ные воз­ра­же­ния: он за­ме­нил не­при­лич­ные сло­ва и за­клю­чил пись­мо фра­зой, ко­то­рая соз­да­ва­ла впе­чат­ле­ние, что он во­все не стре­мит­ся к про­ли­тию кро­ви, а ос­тав­ля­ет про­тив­ни­ку вы­бор:

Итак, я вы­ну­ж­ден об­ра­тить­ся к вам, что­бы про­сить вас по­ло­жить ко­нец всем этим про­ис­кам, ес­ли вы хо­ти­те из­бе­жать но­во­го скан­да­ла, пе­ред ко­то­рым, ко­неч­но, я не ос­та­новлюсь.

Что по­де­ла­ешь, ес­ли по­слан­ник не вос­поль­зо­вал­ся этим пред­ло­же­ни­ем!? Вот по­че­му Гек­керн так на­стой­чи­во тре­бо­вал воз­вра­ще­ния ему пись­ма от 25 ян­ва­ря - толь­ко оно по на­стоя­ще­му мог­ло за­щи­тить его от на­па­док и об­ви­не­ний в пред­на­ме­рен­ном убий­ст­ве. Но ему не от­да­ли пись­мо, и не по­то­му, что царь за­бо­тил­ся о па­мя­ти по­эта - ско­рее все­го, сыг­рал роль кор­по­ра­тив­ный ин­те­рес - Пуш­кин был за­мет­ным го­су­дар­ст­вен­ным слу­жа­щим, при­бли­жен­ным ко дво­ру и вы­став­лять его в не­при­лич­ном све­те пе­ред ино­стран­ца­ми бы­ло не­удоб­но.

Впро­чем, по­эт не гре­шил про­тив ис­ти­ны. Ме­ж­ду но­яб­рем и ян­ва­рем у Гек­кер­нов бы­ло вре­мя ра­зо­брать­ся в си­туа­ции и пред­при­нять ра­зум­ные ша­ги, что­бы ог­ра­дить се­бя от бу­ду­щих по­тря­се­ний. Но они шли на­про­лом, а, зна­чит, по су­ти де­ла от­вер­га­ли пред­ло­же­ние по­эта. Со­став­ляя «ко­пию», Пуш­кин от­тал­ки­вал­ся как бы от уже со­сто­яв­ше­го­ся фак­та – соб­ст­вен­ной ги­бе­ли. По­след­няя фра­за от­во­ди­ла глав­ный ар­гу­мент про­тив­ни­ка, ко­то­рый в гла­зах все­го об­ще­ст­ва пред­став­лял­ся ми­ро­твор­цем, тщет­но пы­тав­шим­ся най­ти об­щий язык с раз­бу­ше­вав­шим­ся по­этом. Не будь пуш­кин­ско­го при­зы­ва «из­бе­жать но­во­го скан­да­ла», Гек­кер­ны лег­ко мог­ли об­ви­нить по­эта в бе­зум­ном уп­рям­ст­ве и не­сго­вор­чи­во­сти. До­пи­сав пись­мо, Пуш­кин спря­тал его в стол с тем, что­бы пе­ред ду­э­лью пе­ре­ло­жить в кар­ман сюр­ту­ка.

Сле­дом Пуш­кин на­пи­сал еще од­но пись­мо. Ут­ром по го­род­ской поч­те он по­лу­чил по­сла­ние от К.Ф.То­ля, ко­то­рый бла­го­да­рил по­эта за дос­тав­лен­ную ему «Ис­то­рию Пу­га­чев­ско­го бун­та». По­эт от­ве­тил лю­без­но­стью на любезность:

Ми­ло­сти­вый го­су­дарь, граф Карл Фе­до­ро­вич, Пись­мо, кое­го Ва­ше сия­тель­ст­во из­во­ли­ло ме­ня удо­сто­ить, ос­та­нет­ся для ме­ня дра­го­цен­ным па­мят­ни­ком Ва­ше­го бла­го­располо­же­ния, а вни­ма­ние, ко­им поч­ти­ли пер­вый мой ис­то­ри­че­ский опыт, впол­не вознагра­ж­да­ет ме­ня за рав­но­ду­шие пуб­ли­ки и кри­ти­ков[553].

Но на­строе­ние, вы­зван­ное ре­ше­ни­ем это­го дня, не по­ки­да­ло по­эта. На за­ме­ча­ние То­ля о не­до­оце­нен­ных за­слу­гах ека­те­ри­нин­ско­го ге­не­ра­ла Ми­хель­со­на по­эт от­ве­тил с го­ряч­но­стью, вы­да­вав­шей глу­би­ну его лич­ных пе­ре­жи­ва­ний:

Его за­слу­ги бы­ли за­тем­не­ны кле­ве­тою; нель­зя без не­го­до­ва­ния ви­деть, что дол­жен он был пре­тер­петь от за­вис­ти или не­спо­соб­но­сти сво­их свер­ст­ни­ков и на­чаль­ни­ков. Жа­лею, что не уда­лось мне по­мес­тить в мо­ей кни­ге не­сколь­ко строк пе­ра ва­ше­го для пол­но­го оп­рав­да­ния за­слу­жен­но­го вои­на.

И да­лее Пуш­кин за­клю­ча­ет:

Как ни силь­но пре­ду­бе­ж­де­ние не­ве­же­ст­ва, как ни жад­но при­ем­лет­ся кле­ве­та, но од­но сло­во, ска­зан­ное та­ким че­ло­ве­ком, ка­ков вы, на­все­гда их унич­то­жа­ет. Ге­ний с од­но­го взгля­да от­кры­ва­ет ис­ти­ну, а Ис­ти­на силь­нее ца­ря...[554].