Последняя мистификация Пушкина

Столь яв­ное эмо­цио­наль­ное сбли­же­ние двух пи­сем – Гек­кер­ну и То­лю, на­пи­сан­ных в од­но и то же вре­мя, ка­за­лось бы, по раз­ной при­чи­не, лиш­ний раз под­чер­ки­ва­ло, на­сколь­ко тес­но пе­ре­пле­лись в пред­став­ле­нии Пуш­ки­на эти про­бле­мы - от­но­ше­ние с ца­рем и от­но­ше­ние с Дан­те­сом. Две ве­щи раз­но­го масштаба, но одинаковый ко­рень и очевидное бесплодие де­лали не­из­беж­ным их одновременное раз­ре­ше­ние.

В позд­них вос­по­ми­на­ни­ях Вя­зем­ских со­дер­жит­ся мно­го стран­ных под­роб­но­стей, ко­то­рые не ук­ла­ды­ва­ют­ся в их ранние описания ду­эли, со­став­лен­ные в со­труд­ни­че­ст­ве с Фи­кель­мон и рас­про­стра­няе­мые в вы­со­ко­пар­ных пись­мах кня­зя сра­зу же по­сле ка­та­ст­ро­фы. Так бы­ва­ет, ко­гда па­мять от­ка­зы­ва­ет­ся играть в преж­ние иг­ры са­мо­лю­би­во­го соз­на­ния. О чем го­во­рит, на­при­мер, такое сви­де­тель­ст­во:

Пуш­кин не скры­вал от же­ны, что бу­дет драть­ся. Он спра­ши­вал ее, по ком она бу­дет пла­кать. «По том, — от­ве­ча­ла На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на, — кто бу­дет убит». Та­кой от­вет бе­сил его: он тре­бо­вал от нее стра­сти, а она не ду­ма­ла скры­вать, что ей при­ят­но ви­деть, как в нее влюб­лен кра­си­вый и жи­вой фран­цуз?[555].

Мож­но пред­по­ло­жить - и это бу­дет уме­ст­но и да­же ха­рак­те­ри­сти­че­ски вер­но - что, имен­но, в этот день - 26 ян­ва­ря, на­пи­сав пись­ма к Гек­кер­ну и То­лю, еще на­хо­дясь в воз­бу­ж­ден­ном со­стоя­нии, по­эт об­ра­тил­ся к же­не с во­про­сом, что она бу­дет де­лать, ес­ли ему при­дет­ся драть­ся на ду­эли с Дан­те­сом. Вряд ли раз­го­вор суп­ру­гов ог­ра­ни­чил­ся од­ной фра­зой. Вя­зем­ская не при­сут­ст­во­ва­ла при нем и вспо­ми­на­ла сло­ва са­мой На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны, ко­то­рая кая­лась, что не­дос­та­точ­но бе­реж­но от­но­си­лась к му­жу. Кня­ги­ня, ес­те­ст­вен­но, не упус­ти­ла слу­чая вы­вес­ти мо­раль и уяз­вить вдо­ву по­эта. Но то­гда, за су­тки до ду­эли, речь шла со­всем о дру­гом. Суп­ру­ги, ве­ро­ят­но, об­су­ж­да­ли про­шед­ший ве­чер у Вя­зем­ских. На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на оп­рав­ды­ва­ла свое спо­кой­ное по­ве­де­ние тем, что об­ра­ща­лась с Дан­те­сом как с род­ст­вен­ни­ком. И то­гда Пуш­кин за­дал свой по­лу­шут­ли­вый, но очень важ­ный во­прос, и по­лу­чил от­кро­вен­ный от­вет - бу­ду пла­кать о том, кто по­гиб­нет. А что она мог­ла ска­зать? Бла­го­сло­вить по­эта на убий­ст­во му­жа се­ст­ры? Или при­гро­зить тем, что на­ло­жит на се­бя ру­ки? Раз­ве это мож­но на­звать вы­бо­ром?!

Бли­же к по­луд­ню Пуш­кин вы­шел из до­ма и на­пра­вил­ся в гос­ти­ни­цу Де­му­та к Тур­ге­не­ву, с тем, что­бы оз­на­ко­мить­ся с до­ку­мен­та­ми, ко­то­рые на­ка­ну­не тот по­лу­чил от Сер­би­но­ви­ча. Это бы­ла пер­вая пар­тия ис­то­ри­че­ских ма­те­риа­лов, до­бы­тых Тур­ге­не­вым в па­риж­ских ар­хи­вах и пе­ре­пи­сан­ных опыт­ным пи­са­рем. Спус­тя двое су­ток обес­ку­ра­жен­ный друг по­эта пи­сал А. И.Не­федь­е­вой:

третье­го дня про­вел с ним часть ут­ра; ви­дел его ве­се­ло­го, пол­но­го жиз­ни, без ма­лей­ших при­зна­ков за­дум­чи­во­сти: мы дол­го раз­го­ва­ри­ва­ли о мно­гом и он шу­тил и сме­ял­ся[556].

В днев­ни­ке же, ни­как не пред­ви­дя, что про­изой­дет назав­тра, Тур­ге­нев записал бег­ло, уточ­нив лишь вре­мен­ной ин­тер­вал их бе­се­ды:

26 ген­ва­ря. Я си­дел до 4-го ча­са, пе­ре­чи­ты­вая мои пись­ма; ус­пел толь­ко про­честь Пуш­ки­ну вы­пис­ку из па­риж­ских бу­маг[557].

Пуш­кин за­чем-то то­ро­пил­ся до­мой и не стал дол­го на­хо­дить­ся у дру­га, по­обе­щав ему ско­ро вер­нуть­ся. Но об­стоя­тель­ст­ва, ве­ро­ят­но, скла­ды­ва­лись ина­че и, зная, что Тур­ге­нев ­ж­д­ет его, Пуш­кин то­ро­п­ли­во на­бро­сал за­пис­ку в две стро­ки и ото­слал с кем-то из слуг:

Не мо­гу от­лу­чить­ся. Жду Вас до 5 ча­сов[558].

За­ме­тим, что про­изош­ло это без вся­ко­го уча­стия поч­ты. Ис­сле­до­ва­те­ли за­час­тую без ог­ляд­ки оп­ре­де­ля­ют ход со­бы­тий, увя­зы­вая его с по­лу­че­ни­ем писем и дея­тель­но­стью поч­ты, ко­то­рая име­ла стро­гое днев­ное рас­пи­са­ние, а, сле­до­ва­тель­но, ус­та­нав­ли­ва­ла оп­ре­де­лен­ные вре­мен­ные ори­ен­ти­ры. Так, по рас­су­ж­де­нию Скрын­ни­ко­ва, Гек­керн не мог по­лу­чить пись­мо Пуш­ки­на в обед 26 ян­ва­ря, по­сколь­ку пись­мо, ото­слан­ное на­ка­ну­не ве­че­ром, дос­тав­ля­лось ад­ре­са­ту от 10 до 11 ча­сов ут­ра сле­дую­ще­го дня. Аб­ра­мо­вич и во­все без до­пол­ни­тель­ных ком­мен­та­ри­ев пи­шет:

Око­ло 10 ча­сов ут­ра по­слан­ни­ку бы­ло дос­тав­ле­но по го­род­ской поч­те пись­мо Пушкина[559].

Во­все не обя­за­тель­но! Так мож­но рас­су­ж­дать лишь при на­ли­чии поч­то­во­го штем­пе­ля, но, как из­вест­но, кон­вер­та к пись­му по­слан­ни­ка не со­хра­ни­лось. Нет ни­ка­кой га­ран­тии, что его не от­нес на­ка­ну­не днем слу­га или на­ня­тый на ули­це че­ло­век. Поч­та в то вре­мя толь­ко вхо­ди­ла в обы­чай, и при­выч­ка от­прав­лять пись­мо с по­сыль­ным бы­ла еще дос­та­точ­но силь­на, что­бы во­все упус­кать ее из ви­ду.