Последняя мистификация Пушкина

Это бы­ла точ­ка зре­ния че­ст­но­го, но не слиш­ком про­ни­ца­тель­но­го че­ло­ве­ка. Тур­ге­нев за­пи­сы­вал то, что ви­дел, а ви­дел он рас­те­рян­ность дру­зей и все­го обще­ст­ва:

Знать на­ша не зна­ет сла­вы рус­ской, оли­це­тво­рен­ной в Пуш­ки­не. ...Обе­дал у Ка­рам­зи­ных. Спор о Гек­кер­не и Пуш­ки­не. По­доз­ре­ния опять на кня­зя Ива­на Га­га­ри­на. По­сле обе­да на па­ни­хи­ду. От­ту­да пить чай к кня­ги­не Ме­щер­ской - и опять на вы­нос. В 12, то есть в пол­ночь, яви­лись жан­дар­мы, по­ли­ция, шпио­ны - все­го 10 штук, а нас ед­ва ли столь­ко бы­ло! Пуб­ли­ку уже не впус­ка­ли. В 1-м ча­су мы вы­вез­ли гроб в цер­ковь Ко­ню­шен­ную, про­пе­ли за­упо­кой, и я воз­вра­тил­ся ти­хо до­мой[727].

Ти­хо воз­вра­ти­лись до­мой и ос­таль­ные дру­зья по­эта. Они не по­ни­ма­ли пуш­кин­ской прав­ды, а по­то­му ро­бе­ли пе­ред от­кро­вен­ной на­гло­стью вла­сти. Их спор о Дан­те­се и Пуш­ки­не при­вел к не­уте­ши­тель­но­му вы­во­ду. Ви­нов­но­го они на­шли на сто­ро­не - Ива­на Га­га­ри­на. Он, по их мне­нию, на­пи­сал ано­ним­ку, и спро­во­ци­ро­вал Пуш­ки­на на от­ча­ян­ный по­сту­пок. Но ло­вить ано­ним­щи­ка за ру­ку ни­кто не со­би­рал­ся - слиш­ком поверхностным и неубедительным бы­ло обвинение.

Гек­кер­ны зна­ли о на­строе­ни­ях в до­ме уби­то­го, а по­то­му не по­стес­ня­лись на сле­дую­щий день - 1 фев­ра­ля - прий­ти ту­да для на­ла­жи­ва­ния род­ст­вен­ных от­но­ше­ний. Дан­те­су гро­зил суд и бла­го­во­ле­ние се­мьи по­гиб­ше­го, осо­бен­но вдо­вы, мог­ло су­ще­ст­вен­но об­лег­чить участь ка­ва­лер­гар­да. Де­пу­та­ция кня­ги­ни Дол­го­ру­ко­вой с прось­бой по­эта о при­ми­ре­нии вро­де бы по­зво­ля­ла им на­де­ять­ся на это. Но в до­ме Пуш­ки­на они по­тер­пе­ли фиа­ско. Жу­ков­ский на­пи­сал в сво­ем треть­ем кон­спек­те:

В по­не­дель­ник при­езд Гек­кер­на и ссо­ра на ле­ст­ни­це[728].

Впро­чем, пер­во­на­чаль­но за­пись вы­гля­де­ла ина­че: «В по­не­дель­ник при­езд Дан­те­са с». Да­лее мог­ло сле­до­вать: «с от­цом» или «с Гек­кер­ном», а воз­мож­но и с «же­ной» или «с Ека­те­ри­ной». Но Жу­ков­ский за­ме­нил име­на, как буд­то от­ре­дак­ти­ро­вал оши­боч­ное со­об­ще­ние. Сам он при этой сце­не не при­сут­ст­во­вал, а поль­зо­вал­ся чьим-то сви­де­тель­ст­вом - ве­ро­ят­но, опять же Алек­сан­д­ри­ны. Те­ло по­эта уже пе­ре­вез­ли в цер­ковь, и по­сто­рон­ние по­ки­ну­ли дом. Ни­кто не мог по­ме­шать до­ве­ри­тель­ной бе­се­де род­ст­вен­ни­ков. И вряд ли Гек­кер­ны по­шли на нее без уча­стия Ека­те­ри­ны. Са­мо­стоя­тель­ное по­яв­ле­ние од­но­го из них у вдо­вы вы­зва­ло бы не­удоб­ные во­про­сы, а вот со­про­во­ж­де­ние же­ны или не­вест­ки, же­лаю­щей при­нес­ти со­бо­лез­но­ва­ние се­ст­ре, вы­гля­де­ло бы впол­не ес­те­ст­вен­ным и не на­ру­ша­ло норм при­ли­чия.

Со­сто­ял­ся ли раз­го­вор ме­ж­ду се­ст­ра­ми, уча­ст­во­ва­л ли в нем Дан­тес или Гек­керн, или все ог­ра­ни­чи­лось тем, что ви­зи­те­ров не пус­ти­ли в дом - ска­зать труд­но. Ссо­ра на ле­ст­ни­це мог­ла про­изой­ти как до, так и по­сле об­ме­на лю­без­но­стя­ми. Жу­ков­ский, от­ме­тив ме­сто про­ис­ше­ст­вия, ни­че­го не на­пи­сал о его уча­ст­ни­ках. Мож­но пред­по­ло­жить, что за­чин­щи­цей скан­да­ла вы­сту­пи­ла Алек­сан­д­ри­на, склон­ная к нра­во­уче­ни­ям и па­те­ти­ке. Как уже го­во­ри­лось, боль­нее все­го ду­эль­ная ис­то­рия уда­ри­ла по ней. С од­ной сто­ро­ны, она ли­ши­лась воз­мож­но­сти пе­ре­брать­ся к Гек­кер­нам, а с дру­гой - по­те­ря­ла Пуш­ки­на, ко­то­рый имел пе­ред ней обя­за­тель­ст­ва. Ее се­ст­ры мог­ли хоть как-то уте­шить­ся: од­на ос­та­ва­лась при му­же, а дру­гая - при де­тях, но с обес­пе­чен­ным бу­ду­щим. И толь­ко Алек­сан­д­ри­не от­во­ди­лась роль не­утеш­ной бес­при­дан­ни­цы. Про­во­жая Гек­кер­нов, она не сдер­жа­ла гне­ва и ска­за­ла что-то рез­кое. Как бы то ни бы­ло, в этот день На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на не поя­ви­лась у гро­ба му­жа - ска­за­лась боль­ной. Возможно, это бы­ло от­го­ло­ском ви­зи­та Гек­кер­нов.

А тем вре­ме­нем, Тур­ге­нев усерд­но ис­пол­нял обя­зан­но­сти хро­ни­ке­ра, составляя раз­нообразный «гер­ба­рий» из лиц и со­бы­тий тра­ги­че­ско­го дня, в ко­торый от­пе­ва­ли Пуш­ки­на:

В 11 ча­сов на­шел я уже в церк­ви обед­ню, в 10 Ѕ на­чав­шую­ся. Сте­че­ние на­ро­да, кое­го не впус­ка­ли в цер­ковь, по Мой­ке и на пло­ща­ди. По­слы со сви­та­ми и же­на­ми. Ли­цо Баран­та: един­ст­вен­ный рус­ский (фр.) - вче­ра еще, но се­го­дня ге­не­ра­лы и фли­гель-адъ­ю­тан­ты. Блу­дов и Ува­ров: смерть - при­ми­ри­тель. Кры­лов. Князь Ша­хов­ской. Да­мы-по­соль­ши и пр. Ка­ра­ты­гин, мо­ло­дежь. Жу­ков­ский. Мое чув­ст­во при пе­нии. Мы снес­ли гроб в под­вал. Тес­но­ва­то. От­ту­да к вдо­ве: там опять Жу­ков­ский. ...Все опи­сал се­ст­ри­це и для других...[729].