Последняя мистификация Пушкина

Но боль­ше все­го это рас­строи­ло те­туш­ку Гон­ча­ро­вых – ведь «от­кро­ве­ния» по­эта де­ла­ли брак пле­мян­ни­цы не­воз­мож­ным. Мог­ли ли Гек­кер­ны сва­тать Ека­те­ри­ну, зная, что их по­сту­пок рас­смат­ри­ва­ет­ся по­этом, как спо­соб из­бе­жать ду­эли?! Кро­ме то­го, не бы­ло ни­ка­ких га­ран­тий, что слух об этом не рас­про­стра­нит­ся в об­ще­ст­ве. А, зна­чит, на­до сна­ча­ла стре­лять­ся и лишь по­том сва­тать­ся, но как это сде­лать, ес­ли кто-ни­будь из про­тив­ни­ков по­гиб­нет? Как во­об­ще объ­яс­нить зна­ко­мым и друзь­ям при­чи­ну смер­тель­ных раз­но­гла­сий?!

Опи­сав все по­след­ст­вия пуш­кин­ско­го «от­кро­ве­ния», За­гряж­ская уп­ро­си­ла Жу­ков­ско­го вер­нуть­ся к пе­ре­го­во­рам и убе­дить по­эта от­ка­зать­ся от чу­до­вищ­ных мыс­лей, раз­ру­шаю­щих сча­стье се­мьи. На во­прос дру­га по­эта, по­че­му на­до ве­рить Гек­кер­нам, а не Пуш­ки­ну, За­гряж­ская по­со­ве­то­ва­ла об­ра­тить­ся к ним за до­ка­за­тель­ст­ва­ми, а за­од­но и пре­ду­пре­дить о но­вой уг­ро­зе их сва­тов­ст­ву. Жу­ков­ский по­ехал к ним и то­гда-то окон­ча­тель­но удо­сто­ве­рил­ся, что от­но­ше­ния ме­ж­ду Ека­те­ри­ной и Дан­те­сом, дей­ст­ви­тель­но, не бы­ли слу­чай­ной вы­дум­кой и воз­ник­ли еще до пуш­кин­ско­го вы­зо­ва. С этим из­вес­ти­ем Жу­ков­ский на­пра­вил­ся к Пуш­ки­ну.

На­до ду­мать, ме­ж­ду друзь­я­ми про­изо­шел не­при­ят­ный раз­го­вор. Жу­ков­ский серь­ез­но на­да­вил на по­эта, объ­яс­нив ему, как вы­гля­дит его по­ве­де­ние со сто­ро­ны: на сло­вах - за ми­ро­вую, а на де­ле – уп­ря­мое раз­жи­га­ние вра­ж­ды. Что­бы пол­но­стью не ссо­рить­ся с дру­гом и преж­де­вре­мен­но не рас­кры­вать свои пла­ны, Пуш­кин обе­щал на сле­дую­щий день на­вес­тить За­гряж­скую и по­го­во­рить с ней о воз­мож­ных пе­ре­го­во­рах с Гек­кер­на­ми.

Жу­ков­ский ус­пел до кон­ца дня со­об­щить по­слан­ни­ку о серь­ез­ном по­во­ро­те в ду­эль­ной ис­то­рии, и ра­но ут­ром 13 но­яб­ря Гек­керн на­пи­сал За­гряж­ской пись­мо о том, как сле­ду­ет го­во­рить с Пуш­ки­ным, что­бы соблюсти их, Гек­кер­нов, ин­те­ре­сы:

По­сле бес­по­кой­ной не­де­ли я был так сча­ст­лив и спо­ко­ен ве­че­ром, что за­был про­сить вас, су­да­ры­ня, ска­зать в раз­го­во­ре, ко­то­рый вы бу­де­те иметь се­го­дня, что на­ме­ре­ние, ко­то­рым вы за­ня­ты, о К. и мо­ем сы­не су­ще­ст­ву­ет уже дав­но, что я про­ти­вил­ся ему по из­вест­ным вам при­чи­нам, но, ко­гда вы ме­ня при­гла­си­ли прий­ти к вам, что­бы по­го­во­рить, я вам зая­вил, что даль­ше не же­лаю от­ка­зы­вать в мо­ем со­гла­сии, с ус­ло­ви­ем, во вся­ком слу­чае, со­хра­нять все де­ло в тай­не до окон­ча­ния ду­эли, по­то­му что с мо­мен­та вы­зо­ва П. ос­корб­лен­ная честь мое­го сы­на обя­зы­ва­ла ме­ня к мол­ча­нию. Вот в чем глав­ное, так как ни­кто не мо­жет же­лать обес­чес­тить мое­го Жор­жа, хо­тя, впро­чем, и же­ла­ние бы­ло бы на­прас­но, ибо дос­тиг­нуть это­го ни­ко­му не уда­лось бы. По­жа­луй­ста, су­да­ры­ня, при­шли­те мне сло­веч­ко по­сле ва­ше­го раз­го­во­ра, страх опять ох­ва­тил ме­ня, и я в со­стоя­нии, ко­то­рое не под­да­ет­ся опи­са­нию.

Вы знае­те то­же, что с Пуш­ки­ным не я упол­но­мо­чи­вал вас го­во­рить, что это вы де­лае­те са­ми по сво­ей во­ле, что­бы спа­сти сво­их[104].

Оче­вид­но, Гек­керн вкрат­це из­ло­жил то, что на­ка­ну­не го­во­рил Жу­ков­ско­му, об­су­ж­дая «от­кро­ве­ния» по­эта. Он храб­рил­ся - нет та­ко­го мо­лод­ца, ко­то­рый обес­чес­тил бы мое­го сы­на! Но бы­ла сла­би­на и в его строй­ных рас­су­ж­де­ни­ях, спо­соб­ная силь­но ис­пор­тить на­строе­ние. Мо­жет от то­го и вол­но­вал­ся он сверх ме­ры, что в под­твер­жде­ние сво­ей пра­во­ты, он не мог об­на­ро­до­вать пись­ма Ека­те­ри­ны, не опо­ро­чив тем са­мым не­вес­ту и свое имя, как бу­ду­ще­го све­кра блуд­ни­цы? А зна­чит, и по­эту и все­му об­ще­ст­ву пред­ла­га­лось ве­рить на сло­во, то есть на слух. Как бы Жу­ков­ский в по­след­ст­вии ни оби­жал­ся, он дол­жен был при­знать, что его сви­де­тель­ст­во, по фор­ме, слу­хом как раз и яв­ля­лось. Пуш­кин в пол­ной ме­ре вос­поль­зо­вал­ся этим ка­зу­сом.

В раз­го­во­ре с За­гряж­ской он со­гла­сил­ся встре­тить­ся с Гек­кер­ном и при со­блю­де­нии оп­ре­де­лен­ных фор­маль­но­стей ото­звать свой вы­зов, но до­ба­вил при этом, что до офи­ци­аль­ной по­молв­ки Дан­те­са бу­дет го­во­рить о ней, как о слу­хе с тем, что­бы про­тив­ник, на­при­мер, не пе­ре­ду­мал или не стал тя­нуть вре­мя. У те­туш­ки, не зна­ко­мой с по­до­п­ле­кой ду­эль­ных со­бы­тий, это ус­ло­вие не вы­зва­ло воз­ра­же­ний. Она да­же не со­чла нуж­ным со­об­щить о нем про­тив­ной сто­ро­не, най­дя его не­су­ще­ст­вен­ным и по­чи­тая де­ло впол­не ре­шен­ным. Но сам по­эт ду­мал ина­че.

По вос­по­ми­на­ни­ям Со­ло­гу­ба где-то ме­ж­ду 10 и 14 но­яб­ря, «гу­ляя, по обык­но­ве­нию, с Пуш­ки­ным» и не за­ме­чая в нем осо­бой пе­ре­ме­ны, он спро­сил у по­эта «не доз­нал­ся ли он, кто со­чи­нил под­мет­ные пись­ма»: