Читаем Последняя мистификация Пушкина полностью

Что ка­са­ет­ся до tiers etat (третье со­сло­вие – А.Л.), что же зна­чит на­ше ста­рин­ное дво­рян­ст­во с име­ния­ми, унич­то­жен­ны­ми бес­ко­неч­ны­ми раз­дроб­ле­ния­ми, с про­све­ще­ни­ем, с не­на­ви­стью про­ти­ву ари­сто­кра­ции и со все­ми при­тя­за­ния­ми на власть и бо­гат­ст­ва? Эда­кой страш­ной сти­хии мя­те­жей нет и в Ев­ро­пе. Кто бы­ли на пло­ща­ди 14 де­каб­ря? Од­ни дво­ря­не. Сколь­ко ж их бу­дет при пер­вом но­вом воз­му­ще­нии? Не знаю, а ка­жет­ся мно­го[232].

В на­шей ис­то­ри­че­ской па­мя­ти как-то по­блек­ло вос­по­ми­на­ние о том, что все на­ши ре­во­лю­ции и бес­по­ряд­ки в боль­шин­ст­ве сво­ем бы­ли ор­га­ни­зо­ва­ны вы­ход­ца­ми из дво­рян­ско­го со­сло­вия. И не муд­ре­но - те­ряя под­лин­ное дво­рян­ст­во, рос­сия­не те­ря­ли ис­то­ри­че­скую па­мять, а вме­сте с ней и тра­ди­ци­он­ные се­мей­ные от­но­ше­ния, стрем­ле­ние к един­ст­ву и по­треб­ность в брат­ской люб­ви.

Ари­сто­кра­ция чи­нов­ная не за­ме­нит ари­сто­кра­ции ро­до­вой, -

про­дол­жал раз­мыш­лять ге­рой «Ро­ма­на в пись­мах», -

Се­мей­ст­вен­ные вос­по­ми­на­ния дво­рян­ст­ва долж­ны быть ис­то­ри­че­ски­ми вос­по­ми­на­ния­ми на­ро­да. Но ка­ко­вы се­мей­ст­вен­ные вос­по­ми­на­ния у де­тей кол­леж­ско­го асес­со­ра?[233]

Ка­рам­зин в «За­пис­ке» де­таль­но опи­сал на­ру­шен­ное Пет­ром се­мей­ное един­ст­во на­ро­да:

Се­мей­ст­вен­ные нра­вы не ук­ры­лись от влия­ния цар­ской дея­тель­но­сти. Вель­мо­жи ста­ли жить от­кры­тым до­мом; их суп­ру­га и до­че­ри вы­шли из не­про­ни­цае­мых те­ре­мов сво­их; ба­лы, ужи­ны со­еди­ни­ли один пол с дру­гим в шум­ных за­лах; рос­си­ян­ки пе­ре­ста­ли крас­неть от не­скром­но­го взо­ра муж­чин, и ев­ро­пей­ская воль­ность за­сту­пи­ла ме­сто ази­ат­ско­го при­ну­ж­де­ния... Чем бо­лее мы ус­пе­ва­ли в люд­ско­сти, в об­хо­ди­тель­но­сти, тем бо­лее сла­бе­ли свя­зи род­ст­вен­ные: имея мно­же­ст­во при­яте­лей, чув­ст­ву­ем ме­нее ну­ж­ды в друзь­ях и жерт­ву­ем све­ту сою­зом еди­но­кро­вия…

Те­перь же, бо­лее ста лет на­хо­дясь в шко­ле ино­зем­цев, без дер­зо­сти мо­жем ли по­хва­лить­ся сво­им гра­ж­дан­ским дос­то­ин­ст­вом?… Мы ста­ли гра­ж­да­на­ми ми­ра, но пе­ре­ста­ли быть, в не­ко­то­рых слу­ча­ях, гра­ж­да­на­ми Рос­сии. Ви­ною Петр.

Та­кой пе­ре­во­рот не­воз­мо­жен был без раз­ру­ше­ния ре­ли­ги­оз­ной ос­но­вы об­ще­ст­ва, пи­тав­шей се­мей­ные тра­ди­ции рос­си­ян, и Петр со­кру­шил ее с осо­бым ци­низ­мом и жес­то­ко­стью:

Ни­что не ка­за­лось ему страш­ным… Петр объ­я­вил се­бя гла­вою церк­ви, унич­то­жив патри­ар­ше­ст­во, как опас­ное для са­мо­дер­жа­вия не­ог­ра­ни­чен­но­го. Со вре­мен Пет­ро­вых упа­ло ду­хо­вен­ст­во в Рос­сии. Пер­во­свя­ти­те­ли на­ши уже толь­ко бы­ли угод­ни­ка­ми ца­рей и на ка­фед­рах язы­ком биб­лей­ским про­из­но­си­ли им сло­ва по­хваль­ные.

Все это не су­ли­ло до­б­рых всхо­дов. Да­же са­мое яр­кое со­бы­тие в цар­ст­во­ва­нии Пет­ра – строи­тель­ст­во но­вой сто­ли­цы – обер­ну­лось, по мне­нию Ка­рам­зи­на, на­гляд­ным сви­де­тель­ст­вом тщет­но­сти уси­лий вен­це­нос­но­го ре­фор­ма­то­ра:

Ута­им ли от се­бя еще од­ну бле­стя­щую ошиб­ку Пет­ра Ве­ли­ко­го? Ра­зу­мею ос­но­ва­ние но­вой сто­ли­цы на се­вер­ном крае го­су­дар­ст­ва, сре­ди зы­бей бо­лот­ных, в мес­тах, осу­ж­ден­ных при­ро­дою на бес­пло­дие и не­дос­та­ток… Мож­но ска­зать, что Пе­тер­бург ос­но­ван на сле­зах и тру­пах… Там оби­та­ют го­су­да­ри рос­сий­ские, с ве­ли­чай­шим уси­ли­ем до­мо­га­ясь, что­бы их ца­ре­двор­цы и стра­жа не уми­ра­ли го­ло­дом и что­бы еже­год­ная убыль в жи­те­лях на­пол­ня­лась но­вы­ми при­шель­ца­ми, но­вы­ми жерт­ва­ми преж­де­вре­мен­ной смер­ти! Че­ло­век не одо­ле­ет на­ту­ры![234].

В та­кой сто­ли­це пред­стоя­ло жить и ра­бо­тать по­эту. Опас­ность пет­ров­ско­го пе­ре­во­ро­та для бу­ду­ще­го Рос­сии, в ви­де ак­сио­мы, по­эт обо­зна­чил в той же днев­ни­ко­вой за­пи­си раз­го­во­ра с ве­ли­ким кня­зем. Объ­яс­няя при­ро­ду воз­ник­но­ве­ния в Рос­сии третье­го со­сло­вия, Пуш­кин весь­ма об­раз­но из­ло­жил суть яв­ле­ний про­ис­хо­дя­щих в об­ще­ст­ве:

Я за­ме­тил, что или дво­рян­ст­во не нуж­но в го­су­дар­ст­ве, или долж­но быть ог­ра­ж­де­но и не­дос­туп­но ина­че как по соб­ст­вен­ной во­ле го­су­да­ря. Ес­ли во дво­рян­ст­во мож­но бу­дет по­сту­пать из дру­гих со­стоя­ний, как из чи­на в чин, не по ис­клю­чи­тель­ной во­ле го­су­да­ря, а по по­ряд­ку служ­бы, то вско­ре дво­рян­ст­во не бу­дет су­ще­ст­во­вать или (что всё рав­но) всё бу­дет дво­рян­ст­вом[235].

Ста­ло быть, за­ни­ма­ясь ос­ве­ще­ни­ем ис­то­рии пет­ров­ских пре­об­ра­зо­ва­ний, Пуш­кин ви­дел не толь­ко со­про­во­ж­даю­щие их нрав­ст­вен­ные по­те­ри, но и опас­ное для бу­ду­ще­го Рос­сии на­ру­ше­ние ос­нов го­су­дар­ст­вен­но­сти. Всем из­вест­ное цен­зур­ное изъ­я­тие - ос­ко­лок уте­рян­ной гла­вы:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное