Последняя песнь до темноты (ЛП)

Нед Альтерра и Рианна Гелван ушли в темноту, оставив шум праздника позади. Она хотела домой. И найти Дариена, что было сродни убежищу. Он знает, что делать.

Валанир Окун и Лин пропали, пока не прибыли стражи. Кроме лиры Валанира, их ничто не выдавало, маски были как у божеств. Лицо Валанира сияло золотом в свете огня, его рот скривился в энтузиазме, какого не было на бале.

Это запомнила Рианна, и они ушли, направились к карете семьи Неда, ждущей их. Возница пропускал маскарад, как поняла Рианна. Это было нечестно.

В карете были росписи, посвященные божествам, с позолотой. Рианна сидела рядом с Недом и смотрела на роскошную маску на своих коленях.

Нед не подал сигнал ехать. Она посмотрела на него, и он уже не был напряжен. Он был почти расслаблен.

— Нужно поговорить, — сказал он. Снаружи слышались крики и смех толпы. И музыка.

«Рианна — девка Дариена».

— Да? — сказала Рианна.

Она не хотела такого конца, его боли. Но как это кончилось бы?

— Я недостоин тебя, — сказал Нед. — Я всегда знал это. Я надеялся, что это изменится.

— То, что сказал тот жуткий мужчина…

— …было правдой, — сказал Нед. — Не знаю, кем он был, и как узнал тебя. Может, принял за другую. Но в этом он был прав.

Слезы были на лице Рианны. Случалось то, чего она хотела. Тут, в карете, решалась проблема. Она думала, что будет плакать вечно.

— Ты будешь отрицать? — сказал Нед. — Скажешь, что любишь меня, и видишь себя со мной счастливой в будущем?

Рианна уткнулась лицом в ладони. Она не знала, как долго прижимала пальцы к глазам. Но он ждал, и она сказала:

— Я не могу, — и поняла, что обязана хоть посмотреть на него. Так она и сделала.

Нед взял ее за руку. Жест был изящным, что было для него редкостью. Он был удивительно спокоен.

— Рианна Гелван, — сказал он. — Я освобождаю тебя от помолвки, — он откинулся на спинку. — Я люблю тебя. А теперь домой.

* * *

Они оставили маски за собой, это было частью плана. Каждая смена масок лишала патрули подсказок. Валанир нес плащ в руке, чтобы скрыть перевязь, чтобы было меньше подозрений. Пальцы Лин болели, она слишком много играла. На них охотились, сомнений не было. Но в такую ночь, среди хаоса, они могли сбежать.

И это того стоило. После этой ночи она будет одна, без якоря. Она сосредоточилась на мгновении, на огне и голосе Валанира среди шума толпы, призывающего их молчать. Ее музыка сопровождала его пение. Они снова и снова так танцевали.

Валанир смотрел на нее из-за маски, пока она играла.

«Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась», — подумала Лин и закрыла глаза, чтобы отвлечься на игру. Академия учила, что возвышенная музыка получалась, когда забывали о себе.

Они укрылись, и она подумала о любимой песне неизвестного поэта прошлого:

Я буду мчать на лошади как ветер,

Я буду греть ладони у костра,

Я буду пробовать вино,

Считать, что у дороги нет конца.

Казалось, времени не прошло, а Валанир привел ее к воде и за причал и сказал:

— Теперь нужно отдохнуть. И останется только одно.

— Мы закончили играть? — спросила она. Пальцы могли отдохнуть, но ей было грустно. Она не удивилась.

Он смотрел на воду. Волны шумели за гулом праздника. Было поздно, и даже самые энергичные гуляки шли по домам или тавернам, или в постели незнакомцев.

Эту часть праздников Лин хорошо знала. Райен Амаристот приходил из Тамриллина каждый год с новыми историями о развлечениях на ярмарке Середины лета, о его подвигах с женщинами и девушками, которых Лин не понимала. Его вкус был странным: Райен любил женщин, чьи волосы были как ледяное вино северных виноградников. Он был охотником. Такие женщины были его добычей летом, а белые волки — зимой.

Их мать любила слушать подробности от него, потчуя его вином. А потом, когда она узнавала все детали, до последнего вздоха, она выбивала кубок из его рук, расплескивая золотое вино по полу, и они оба смеялись.

Лин понимала это лишь отчасти, и ей всегда приходилось сидеть и слушать, и ей казалось, что по ней ползают черви. После гибели Калинды Амаристот на охоте, Райен продолжил традицию, рассказывал истории Лин за бутылкой вина. Но его глаза сияли презрением, за улыбкой был гнев.

Что его злило? Лин не знала, но при мысли о гневе вспоминался смех ее матери, чувственные губы в крови свежего мяса.

Голос Валанира, ведущий ее весь вечер, отвлек Лин от мыслей. Он сказал с далеким взглядом:

— В деревнях сегодня творят дикие вещи, я помню, — он затих на миг. — Мы не можем так пропустить ночь. Я куплю тебе выпить.

И она пошла за ним, заметив, что они прошли много таверн. Она старалась переступать подозрительные лужи.

Вскоре она поняла, куда они идут.

— Вы… — она тряхнула головой.

— Да? — он не замер.

— Вряд ли мы идем в популярную таверну поэтов просто выпить.

— Может, я хочу их послушать, — ответил он. — Сегодня можно легко себя скрыть. Это удобно.