– Простите. – Он на несколько градусов свёл колени. – Я не хочу, чтобы кто-то пострадал. Ни вы, ни тем более Пенни, ни… эта
Свеча вспыхнула опять, хоть и не распрямилась. Этот воск ещё не застыл, понял Джек. Его давили, из него лепили, но вдруг форму ещё можно было исправить?
– Проклятие Фиреи лишь в том, что девушки, которые рождаются после неё, обречены полюбить, – сказал он без определённой интонации. – Безумие отравляет их кровь, ты говоришь? Так Морн, вероятно, назвал силу, способную с ним покончить.
Кларк хмыкнул что-то, а Джек продолжил:
– Твой великий верховный судья просто трус. И ты для него никакой не наследник, а удобный способ продолжить его род и закрепиться в этом мире. Двести лет такого не случалось, и вот – ты, Ковальски, мальчик! Чудо, правда? Настолько слабый и безопасный, что даже убивать необязательно. И условие с любовью на тебя, видимо, не распространяется. Скажи, Морн уже приводил к тебе девушек?
Кларк резко отодвинулся и толкнул полку для посуды. Над его головой опасно закачался горшок, но Джек успел вскочить и поправить его. Больше он не садился – остался стоять, раз уж Кларку так комфортно в чьей-то нависающей тени.
Выдержав минутную паузу, Кларк всё же ответил куда-то в себя:
– Была одна… Красивая. Но я не мог перестать думать о Пенни и… в общем. Отвяжитесь от меня, ясно?
Толчок в грудь был сильным и неожиданным. Споткнувшись о ящик, на котором сидел, Джек повалился назад – как-то смог удержаться на ногах, только врезался спиной в угол полки. На миг в глазах потемнело. В этот самый миг Кларк, прорычав что-то, замахнулся, но Джек почти успел увернуться. Неумелый скользящий удар пришёлся по щеке.
В горле заклокотала давно сдерживаемая ярость. На Морна вместе с Грианой, их игры, на судьбу или случайные обстоятельства, или что там ещё мешало Джеку быть дома. На те не такие уж страшные свои прегрешения, из-за которых он не заслужил настоящую жену. И настоящую любовь. Ярость на себя.
Кларку повезло. Вся ярость могла достаться ему, если бы в короткой вспышке не сожгла сама себя. Джек выдохнул. Ногой пнув дверь, он вытолкал бывшего помощника в зал. Ковальски снова превратился в мягкий расплавленный воск, позволил Фред увести себя и усадить на лавку.
А возле кладовой, прижавшись спиной к стене, ждала Эрисфея. Джек опёрся плечом о косяк рядом с ней.
– Подслушивала, – констатировал он не то чтобы с претензией.
Эри кивнула и повернула к нему голову. Так близко друг к другу они были на свадьбе, в те десять секунд, когда короткий поцелуй невесты должен был оставить след на его теле и в его сердце. О, Джек отдал бы полжизни за поцелуй.
– Это правда? – спросила Эри шёпотом. – Про дядю Морна… или кем он мне приходится…
Теперь кивнул Джек. Он пытался рассмотреть на лице Эри печаль, смятение, может быть, ужас. Но маленькая морщинка между её бровями выдавала только задумчивость.
– Я сойду с ума и убью тебя во сне?
– Нет.
– Точно? Мне бы не хотелось.
– Поверь мне. Всё это большой обман, Эри.
Она зарумянилась, как и всякий раз, когда Джек произносил короткую форму её имени. Но уже через секунду побледнела.
– Выходит, если я и умру, то из-за него, а не…
– Не из-за любви, – быстро сказал Джек. – Я же говорил, что от любви нельзя умереть, это не диагноз.
Морщинка стала чуть глубже.
– Это значит, что мне безопасно в тебя влюбиться?
Джек не успел ответить. Не успел улыбнуться, понять своё отношение к такой перспективе или просто вздохнуть, как Эри скривилась, будто съела кислый лимон, и ответила раньше него:
– Но я всё равно не хочу.
– Что не хочешь?
– Не хочу в тебя влюбляться.
Наваждение прошло. Джек выпрямился и устало закатил глаза.
– Не хочешь – не надо. Пойду проверю, как там суп.
Не глядя на остальных, он отправился на кухню, где недавно скрылся хозяин трактира. Размером она была немногим больше кладовой. По требованию осторожного Мильхора здесь тоже было темно: только в железной сетке под столом тлели угли. Над ними в специальном отверстии в столешнице лежал раскалённый кирпич, а на нём дымился чугунный котёл. Старик в засаленном переднике смахнул ножом с доски мелко порубленные коренья и тем же ножом помешал кипящую похлёбку.
Джек плохо разбирался в травах и пряностях. Он бы не отличил розмарин от тимьяна, а вкус всех видов перца считал одинаковым – просто острым. Зато Джек понимал язык тела. То, как хозяин вздрогнул и как сжали поварёшку его узловатые пальцы, какой кульбит совершил его выступающий кадык. В каждой шутке, как говорится… Невольно в мыслях закрутился сюжет «Сказки об отравленном супе».
– Что ты задумал? – спросил Джек.
– Угощение для гостей почти готово. – Старик отступил на шаг. – Вот, поглядите.
Он снял с крючка над головой условно чистую деревянную поварёшку и зачерпнул немного юшки. Понюхал, макнул туда кончик языка и почмокал.
– Сдаётся, подсолить ещё надо.