Последняя роза Шанхая

Полоска света пробивалась сквозь щель в деревянных досках, используемых в качестве стены. Он уставился на нее, проследив взглядом весь ее путь, свет был таким же бледным, как кожа на ее икре. Когда-то давно она жила с ним от восхода до заката, но теперь приходила к нему только перед рассветом. Он опустил голову и надел мокасины. Они были изношенными и мокрыми от влажности, бугристыми от чрезмерного использования. Он пошевелил пальцами, ощущение было такое, словно он наступил на кусок мокрой глины.

Кашляя, он попытался встать, но его голову пронзила острая боль. Он снова сел. Вот уже два дня у него держалась высокая температура. Неудивительно, поскольку все до одного чем-то белели. Он постарался выкинуть эти мысли из головы. Прикрыв рот ладонью, чтобы не разбудить Голду, спящую позади него, он тихо покашлял.

После свадьбы Голда заложила золотое кольцо, последнее из своих украшений. Из-за инфляции золото в те дни стоило очень дорого, и смогла купить еще несколько предметов роскоши: маленький столик, жестяную кастрюлю для приготовления пищи и бамбуковый матрас, чтобы летом сохранять прохладу. А еще они сняли эту маленькую комнату на чердаке, свой новый дом.

Супружеская жизнь пошла ему на пользу, и он чувствовал себя уютно, как сверчок за печкой. Голда дала ему мезузу[13] от студентов иешивы, он прибил ее к дверному косяку под крышей чердака. Она подметала пол, а он вытирал стол. Она тушила капусту, а он выносил мусор. По ее просьбе он занимался с ней любовью на маленьком столике или на кровати, пока она стояла на четвереньках. Он слушал ее рассказы о ее любимой пьесе «Тевье-молочник» и о ее страсти к актерскому мастерству.

Эрнест был благодарен за этот брак, за Голду, которая не только подарила ему радость жизни, но и цель. Он был полон решимости быть хорошим мужем. Как – то он наткнулся на заглохший джип, груженный пивом и банками редиски, он украл их, поделился редиской со Старым Ляном, а затем выпил пиво с Голдой на их кровати. «Лехаим»[14], – сказала она, подняв вверх бутылку пива, а затем поцеловала его. Ее губы имели привкус пива.

– Ты проснулся. – Голда села на кровати и зевнула, ее огненные волосы каскадом упали на бледное веснушчатое лицо. Она тихо спросила, собирается ли он к сапожнику, где нашел работу помощника. Он получал двадцать фаби в качестве своего еженедельного жалованья, на которые покупал буханку хлеба в магазине, принадлежащем Гойе. Хлеб был любимым блюдом Голды, и его хватало на всю неделю.

Голда зашлась в приступе кашля. Он погладил ее по спине. Она тоже болела, лицо раскраснелось. Сыпь на спине распространилась на шею, но кожа вокруг губ была бледной. Он наклонился и поцеловал Голду в лоб. Так он извинялся за свой сон.

Он знал, что никогда не забудет Айи и ее лицо, которое освещало его мятущуюся душу, словно теплая свеча в холодную ночь. Но теперь он был женатым человеком. Тоска по прошлому была предательством настоящего. Это правда, что он никогда не забудет Айи, их страстную любовь и импульсивные планы, но жизнь разлучила их, и теперь они с Айи были двумя далекими звездами, излучающими свой собственный свет и идущими своим собственным курсом.

Глава 82

Айи

– Смотри, тетя. Что они делают? – спросила Маленькая Звезда, когда мы шли по улице в Старом городе. Прошла неделя с тех пор, как я пробралась в отель. Мне удалось продать граммофон рядом с клубом «У Киро». Чтобы продать пачки сигарет, я отправилась к Храму городского божества в Старом городе, где многие игроки обычно были щедры перед игрой в близлежащих игорных домах.

Я проследила за ее взглядом. Вдоль полуразрушенной городской стены группа детей, одетых в черные туники, были связаны веревкой вокруг талии. На вид не больше десяти, с длинными волосами, босыми ногами и неподвижным взглядом, они послушно стояли перед мужчиной с длинной косой, который осматривал их, поднимая подбородки, расстегивая туники и заглядывая внутрь. Наконец, он протянул монету старику, державшему веревку, который отвязал одну девочку из группы и подтолкнул ее к мужчине.

Не представляющие никакой ценности девочки у Храма городского божества в Старом Городе, их семьи бросили их, а возможно и вообще продали в пользование в юном возрасте. Я видела их раньше и почти не задумывалась о них. А сейчас меня охватила дрожь. Моя Маленькая Звезда. Если бы я не спасла ее, она стала бы одной из тех девушек у стены. Но стоило мне вспомнить о своей дочери, как меня пронзила острая боль. Ей должно быть восемнадцать месяцев, она едва научилась ходить и говорить, лишний рот, который нужно кормить. Тоже не представляющая никакой ценности. Кто захотел бы растить ее, девушку смешанной крови?

Я разрыдалась. Я до сих пор помнила ее тихие крики и то, как она, завернутая в пеленку, смотрела на меня глазами Эрнеста.

– Пойдем, Маленькая Звезда. Пойдем домой.

– Почему ты плачешь, тетя?

– Мне страшно.

– Почему?

Ребенок, которого у меня не было возможности подержать на руках. Если бы я оставила ее, я бы полюбила ее, защищала ее, кормила ее так же, как Маленькую Звезду. Где она сейчас была?

* * *