– Ты уволен. Теперь понимаешь? И не приходи сюда больше. – Эрнест заволновался. Ему нужна была эта работа, чтобы обеспечивать Мириам, к тому же, он не хотел оставлять Айи. Ченг, который его недолюбливал, должно быть что-то подозревал, и Эрнест тоже не испытывал особой любви к жениху своего босса, раздражительному и деспотичному человеку. Он спросил бы у Айи, но она, как говорили, приболела и не выходила на работу после их поцелуя.
– Айи об этом знает?
– Если увидишься с ней снова, я тебя убью. – Ченг закатал рукава своей рубашки.
Он вел себя, как избалованный школьник. Если им суждено было подраться, так тому и быть. Эрнест шагнул вперед.
– Если я одержу победу, я останусь.
Удар Ченга был быстрым и тяжёлым. Эрнест отбил его. Второй ногой в живот вызвал у Эрнеста стон. Но он отплатил ему, сделав подсечку. Ченг упал плашмя на пол и громко выругался.
Улыбнувшись, Эрнест протянул руку.
– Мир?
Глаза Ченга метали молнии, но он принял протянутую руку, забинтованную, и вместо того, чтобы подняться на ноги, он потянул Эрнеста на пол и ударил по ней локтем.
Ослеплённый мучительной болью, Эрнест взвыл, катаясь по полу. Сквозь туман в глазах, он разглядел над собой красивое лицо Ченга.
– Отвали, чужестранец.
Эрнест поднялся на ноги и, пошатываясь, вышел на улицу. Утро было холодным, предрассветный воздух колыхался вокруг него, словно темная вода. Он проиграл поединок и потерял работу, которая обеспечивала Мириам. И квартиру. Выселят ли его? У него не осталось никаких сбережений.
И Айи. У него не было возможности увидеть ее после того, как он поцеловал ее.
Он ковылял по улице, когда услышал тихий голос:
– Тяжёлый день?
Подняв голову, он увидел полицейского-сикха, который арестовал его много месяцев назад. Тот стоял возле трамвайной остановки и курил.
– Доброе утро, сэр, – настороженно ответил Эрнест. – Все в порядке?
– Лучше и быть не может. Не волнуйтесь. Я здесь не для того, чтобы арестовать вас. Тут продают лучшую самосу в городе. Сигарету? – Он взглянул на забинтованную руку Эрнеста. Кровь пропитала серую повязку, запачкав его рукава.
– Спасибо. – Эрнест поежился. Боль в правой руке сводила с ума, пальцы онемели. Он прижал ее к животу и взял предложенную сигарету левой рукой.
Сикх прикурил ее для него от дорогой серебряной зажигалки.
– Вытрите лицо. Вы весь в крови.
Сикх, возможно, и был самым здоровенным мужчиной в Шанхае, но он обладал самым мягким голосом. Он был хорошим полицейским, несмотря на все, что между ними произошло.
– Меня зовут Эрнест Рейсманн, сэр.
– Джиотирадитья Мирчандани. Зови меня Джио.
– Джио. – Эрнест курил, глядя на улицу, где начали появляться одноколесные тачки, велосипедисты и продавцы тофу. Им навстречу ехал грузовик с японскими солдатами в форме цвета хаки, которые держали в руках винтовки со штыками. – Я сегодня потерял работу.
– Тяжёлый день.
Грузовик проехал мимо. Несколько солдат пристально посмотрели на его лицо и окровавленные бинты.
Джио потянул его за руку.
– Повернись и продолжай идти, Эрнест.
– Что происходит?
– Ничего. Волноваться не о чем. Прошлой ночью произошло столкновение между японскими солдатами и членами совета. К счастью, мы были там, но мой сослуживец застрелил солдата. Японцы ведут расследование. К тебе это не имеет никакого отношения, но лучше держаться подальше от их глаз. По возможности избегай их.
Эрнест кивнул. Они свернули в переулок.
– Не уходи. Давай докурим.
Вернувшись домой, Эрнест вспомнил, что на следующий день у Мириам должна была состояться бар-мицва. Поэтому он встал рано утром, умылся и надел свою последнюю хорошую оксфордскую рубашку, стараясь беречь правую руку. Она опухла и болела. Он боялся, что ему понадобится очередной визит в больницу.
Когда он приехал в школу, Мириам вышла навстречу ему, одетая в его другую оксфордскую рубашку, единственную приличную рубашку, которую он ей отдал, и черные брюки. Выглядела она несчастной.
– Ты готова? – Он собирался купить для нее приличную одежду для девочек, когда найдет новую работу.
– Ты опоздал, Эрнест.
– Во сколько церемония? Ты говорила, что она состоится утром, разве нет?
– Да. Но церемония была вчера. Вчера!
Ему хотелось пнуть себя. Он забыл о бар-мицве Мириам. И она прошла через самый важный ритуал в своей жизни в одиночестве.
– Прости меня, Мириам. Я был…
– Тебе наплевать на меня. Никому нет до меня дела. Служба была ужасной. Не такой, как бар-мицва у мальчиков. У нас не было полной алии к Торе, нас заставили всех собраться вместе не позволяли мне читать Тору. – Она всхлипнула.
– Но это все равно…
– Меня все здесь ненавидят.
Бедняжка Мириам. Она хотела найти работу, но ее ограбили, затем она хотела провести настоящую бар-мицву, но ей разбили сердце. Она была лишена чтения Торы, лишена присутствия своей семьи.