Последняя роза Шанхая

Я прижала к себе сумочку, пригладила влажную челку и села за столик у сцены. Мое лицо было мокрым от дождя, а сердце билось в радостном ритме. Мне захотелось запрыгнуть на сцену и поцеловать его, словно я была юной школьницей. Я бы исповедалась ему, пообещала все, что угодно, если бы могла вернуть его любовь.

Глава 40

Эрнест

Он почувствовал ее присутствие еще до того, как увидел ее, сидящую рядом в платье персикового цвета и сияющую своей красотой. Он спрыгнул со сцены и подошел к ее столику. Все эти месяцы он не видел ее. Как же он скучал по ней. Он по-прежнему любил ее, возможно, даже больше, чем раньше. Что бы она не сделала, это не могло изменить его чувств.

– Стало быть, ты не собираешься играть сейчас? – спросила она. В ее руке была серебряная сумочка с заклепками, похожими на бриллианты. А ее золотые серьги в форме листьев раскачивались, как колокольчики на ветру.

– Что бы ты хотела послушать?

– Что-нибудь из классической музыки.

– Правда? Однажды кто-то сказал мне, что тебе нравится джаз.

– Люди меняются.

Он сел рядом с ней.

– Я рад видеть тебя, Айи. Мне нужно тебе кое-что сказать. Будет война, Айи. Война в Поселении. Всем грозит опасность. – Он рассказал ей о пулеметах, об отплытии 4-й дивизии морской пехоты и спаде бизнеса в отеле.

Она прикрыла рот рукой.

– Я не могу в это поверить. Я только слышала, что британцы ушли и что в банках возникли какие-то проблемы.

Он взял ее за руку.

– Ты уедешь со мной из Шанхая?

Капля дождя скатилась по ее щеке.

– Я родилась и выросла здесь. Моя семья живет здесь уже несколько поколений. Этот город – дом моих предков, мой дом, Эрнест. К тому же у меня есть клуб.

– Но, когда японцы нападут, ты окажешься в опасности.

– Мы говорим: Luo Ye Gui Gen, опавшие листья стремятся к корням, Эрнест. Мы всегда помним наши корни, помним наш дом.

Он тоже помнил Берлин, но Берлин больше не был его домом. Однако он все время думал о своих родителях и собирался найти для них дом, как только воссоединится с ними. Если бы он покинул Шанхай, смогли бы они когда-нибудь найти друг друга? Именно об этом он больше всего переживал. Но ему нужно было уезжать, чтобы защитить Мириам.

– Я хочу быть с тобой, Айи. Мы можем начать все сначала в новом городе. Никто не узнает, кто мы такие. У меня есть сбережения, и я могу найти другую работу. Я буду защищать тебя, заботиться о тебе. У нас будет новая жизнь, и мы оставим все ошибки в прошлом.

Ее бледное лицо порозовело. Она понимала, о чем он говорил.

– Я люблю тебя. Айи. Я не изменился. Ничего не изменилось. Поедем со мной.

Она рассмеялась, но он не мог понять, тронули ли ее его слова, или она считала его смешным.

– Я хочу тебе кое-что рассказать, Эрнест. Я недавно проводила подругу на пирсе и только что поняла кое-что важное. Меня больше ничто не волнует. Я хочу быть с тобой. Да, я поеду с тобой.

Он взял ее на руки и закружил. Она была в его объятиях, но он чувствовал, будто обнимает весь мир.

* * *

Они отважились снять номер на пятом этаже отеля в самом конце коридора и проскользнули наверх, не привлекая внимания Сассуна. Как только дверь за ними закрылась, они испортили чистую постель. Позже, завернувшись в простыни, они обсуждали, куда отправиться. Она хотела поехать в Гонконг, где были ее друзья. Значит, быть Гонконгу. Они спланировали следующие шаги: он объявит в отеле о своем увольнении из бара, соберет вещи, купит билеты на корабль и встретится с ней на улице возле ее клуба, в то время как она заедет в свой клуб за деньгами – она настояла на этом – а затем они заберут Мириам, доедут до причала и отплывут в Гонконг.

* * *

После того, как Айи ушла, Эрнест спустился в бар. Он сложил ноты в стопку, вернул их в ящик для хранения и закрыл откидную крышку фортепиано. С сумкой в руках, в которой он бережно хранил свою «Лейку», он уже был готов подойти к стойке регистрации, чтобы заявить об увольнении, но заколебался. Стоило японцам напасть, и бизнес-империя Сассуна и даже его жизнь оказались бы в опасности.

В вестибюле Эрнест обратился к одному из телохранителей Сассуна с просьбой поговорить со стариком и показать ему кое-что важное. Ему велели подняться в пентхаус. Неожиданно. В пентхаус допускали только близких родственников и подруг Сассуна.

Эрнест вошел в лифт, отделанный панелями из красного дерева, и вдохнул аромат дорогих сигар и духов. Лифтер в бежевой униформе нажал кнопку одиннадцатого этажа. Когда лифт остановился, Эрнест прошел мимо двух накаченных китайцев в гостиничной униформе, катающих по ковру винного цвета новенький пылесос, шумный круглой формы аппарат, прикрепленный к метле.

У дверей пентхауса стояли телохранители в черных костюмах, они впустили его внутрь. Первое, что он увидел, был рояль марки «Стейнвей», отделанный панелями из красного дерева. Рядом стояло бордовое кресло «Честерфилд», на окнах висели роскошные золотистого цвета шторы. В комнате было тепло, за массивной решеткой жужжал радиатор, выпуская поток горячего воздуха. Пентхаус был просторным; он, должно быть, занимал весь этаж.