Последняя роза Шанхая

– Мисс Марголис, мисс Марголис. Лаура!

Она подняла голову, и он поклялся, что, несмотря на увеличивающееся расстояние, со всеми толпами и машинами на улице, она узнала его, и ее глаза загорелись радостью. Затем она размотала красный шарф с шеи, завязала его узлом и подбросила в воздух.

Эрнест протянул руку, но шарф пролетел над его головой. Грузовик свернул за угол и исчез.

Застонав от боли, Эрнест стал искать шарф, пробираясь сквозь толпу, и наконец нашел его в руке молодого человека. Он выхватил у него шарф, сунул в свою сумку и захромал прочь, радуясь, что мужчина не напал на него. Эрнест был настолько измотан, что не смог бы дать отпор.

Улица впереди казалась бесконечной. Он прошел мимо пожилого мужчины, несущего на спине рулон шелка, двух тощих юнцов, загружающих ящики с оружием в грузовик, и японского солдата в форме, вонзающего нож в человека с обожженным участком кожи. Эрнест не останавливался, не встречался с ними взглядом, а просто продолжал ковылять вперед. Он лишь хотел вернуться в свою квартиру, где спала Мириам, и молился Богу, чтобы она сделала так, как он ей велел.

Мотоцикл врезался в магазин рядом с ним, а группа мужчин с лицами, закрытыми черной тканью, ворвалась в магазин Rolex. Внутри торговой компании, продающей солодовый ликер и табаком, воровская шайка била ящики молотками. В банке японские солдаты держали под прицелом группу бизнесменов, крича, что все активы и банковские счета граждан вражеских государств являются собственностью империи.

Наконец, в тихом уголке, он скользнул на землю, не в силах сделать еще хоть один шаг.

Часы на здании таможни пробили пять часов. С шумной улицы донесся звук громкоговорителя, объявивший о введении комендантского часа, который начинался в семь вечера по токийскому времени, а теперь по шанхайскому. Мужчины и женщины подлежали расстрелу, если их поймают после начала комендантского часа.

Хватая ртом воздух, тяжелый от паров бензина, крови и испарений, он вспоминал окровавленные лица бизнесменов-заложников в банке и иностранцев, отправленных в лагеря. Все европейцы и американцы, обладавшие богатством и защитой своих стран, теперь были заключенными, а он, человек без страны, без работы и без друга, остался незамеченным. В мире, где шла война, он был одинок, без гражданства, и теперь только ему решать, как жить, выживать и преуспевать.

Глава 49

Айи

Я отвернулась к окну, в ушах звенела резкая критика Ченга.

– Ты можешь ехать быстрее? Посигналь им! Неужели эти люди слепы? Разве они не видят мою машину? – Он отказался повернуть назад, и я перестала умолять. Насколько я могла слышать, разрушительного взрыва не было. Эрнест должен быть в безопасности. Я планировала выбраться отсюда и сразу же найти его.

Наконец, вдалеке замаячили гигантские серые каменные львы. Когда мы въехали во внутренний дворик, Ченг сжал мою руку словно тисками. Он позвал Синмэя. Несколько минут спустя Синмэй появился на каменной лестнице, ведущей в его кабинет, располагавшийся в здании рядом с гостиной. Лучи солнечного света, пробивавшиеся сквозь листву дуба, скользили по его длинной серой мантии, словно сверкающие гусеницы.

– Что происходит?

Половина Шанхая была разбомблена и сожжена, но он казался невозмутимым, как будто наблюдал за огнем, разгорающимся в печи. Когда его репортеры описывали, как европейцы и американцы, попивая свои напитки в кофейнях, хвалили современное вооружение японцев, которым они обстреливали китайский район, Синмэй с горечью сказал, что иностранцам в Поселении было на нас наплевать. И вот теперь Поселение было в огне, а он сидел в своем кабинете, задрав ноги на стол. Какими же странными мы, люди, были. Мы построили между собой забор из колючей проволоки и отвернулись от страданий других, но мы забыли, что невосприимчивость к боли была иллюзорной. Ибо, какими бы разными мы ни были, у всех у нас по венам текла кровь, а в груди билось сердце, и все мы могли погибнуть при взрыве бомбы.

– Я пойду в свою комнату. – Я попыталась вырвать свою руку из хватки Ченга. Но он только крепче сжал меня.

– Нам нужно поговорить, Синмэй.

– Заходите. – Синмэй нахмурился.

Я подозревала, о чем он хотел поговорить. Будучи гордым человеком, Ченг не простил бы мне того, что я сказала ему в машине. Возможно, он хотел расторгнуть нашу помолвку, которая должна быть одобрена Синмэем, как главой дома. Я испытала невероятное облегчение. Это было бы самым идеальным решением. Ченг сохранил бы свое достоинство, а я была бы свободна.

Окрыленная, я вошла в тускло освещенный кабинет моего брата. Внутри стояла духота, никакого притока свежего воздуха. Солнечный свет пытался проникнуть сквозь замысловатые решетки двери, но безуспешно. Пэйю с чашкой в руках сидела в кресле из красного дерева рядом с черным столом. Позади нее няня качала ребенка, завернутого в толстые слои пальто.

– У тебя кровь, Айи. – Пэйю поставила чашку. – И твое платье!

– Это не моя кровь.

– Что происходит? – Синмэй сел за стол из древесины кедра, заваленный свитками.