Последняя сказка

Не ядовито или саркастично, а просто, тепло, от души.

– А я всегда знала, что люблю танцевать, но танцы в одиночестве дарят несравнимо меньше впечатлений, – отозвалась принцесса.

Даррит бросил взгляд из-под растрепавшейся челки, попытался ее убрать, но пряди вернулись на место, падая на глаза и касаясь его скул. Сердце Омарейл забилось в горле. Ничего особенного не было ни в этом движении, ни во взгляде, но ей стало трудно дышать – трудно до тошноты.

– В книжках все не так, – высказала она свои мысли прежде, чем успела их обдумать.

Норт – предсказуемо – вопросительно поднял брови.

– Я тоже много читала, – Омарейл перевела взгляд вперед, в сумерки сада, – и многое из того, что проживаю, в книгах описывалось совсем по-другому.

Она скорее почувствовала, чем увидела, как Норт пожал плечами.

– Мы все разные.

– Раньше у меня не было ни капли сомнений, что чувствую, – вздохнула Омарейл, – а теперь думаю: если я ошибаюсь? Как определить, что это, например, любовь, а то – дружба? Это – привычка, а то – привязанность? Здесь – влечение, а там настоящее, высокое чувство?

– Вам так необходимо дать всему название и наклеить этикетку, как на коврик в лавке?

Она посмотрела на него и кивнула. Разумеется, ей было нужно понять, что творилось с сердцем. Требовалось разложить все на составляющие, как она когда-то разбирала механизмы: разделить на винтики и пружинки, выяснить, как все устроено, а потом собрать обратно.

– Все слова наполнены лишь тем смыслом, который вы в них вкладываете, – произнес Даррит, рассматривая собственные пальцы. – Ваши действия не должны зависеть от того, какой ярлык вы нацепили на свои чувства.

Принцесса задумалась ненадолго, а затем сказала:

– Но если даешь определение, становится проще: понятно, как реагировать, как действовать, – Она прикусила губу, пытаясь подыскать объяснение своим переживаниям. – Знаешь, я ведь и Сову не ненавижу. Должна бы, но… не ненавижу. Это, наверное, странно и неправильно.

– Это ваше дело, что чувствовать.

Она вздохнула:

– Может, глубокие чувства мне просто недоступны? Могу рассердиться или испытать радость, но вот чтобы как в книгах: желать врагу бесконечных страданий или быть готовой на все ради любви, на это я не способна.

Даррит повернулся к ней, глядя с интересом. Омарейл смотрела перед собой, испытывая неловкость от столь откровенного разговора и в то же время желая его продолжить.

– Например, ты… ты мне дорог. Я хочу проводить с тобой время, разговаривать обо всем на свете, как сейчас, даже готова выслушивать нотации. Ты красивый, – он как будто немного смутился, отвел взгляд, Омарейл заметила это боковым зрением, – и нравишься мне. И я подумала, что влюбилась, но что, если нет? И все это просто потому, что ты помогаешь мне? В книгах… там любовь описывают иначе.

Омарейл взглянула на Норта, и он в этот момент тоже посмотрел на нее. Ей снова стало трудно дышать – и то была не фигура речи: ей и вправду не хватало воздуха.

– Отбросьте логику, – было странно слышать это от Даррита, в котором все, кажется, только логике и подчинялось, – прислушайтесь к себе: только вы способны ответить на эти вопросы. Но решите сперва, действительно ли хотите знать ответы.

Повисла пауза, и вдруг он мягко рассмеялся. Настал черед Омарейл удивленно взглянуть, ожидая пояснений.

– Надеюсь, это не женская хитрость, – сказал он, улыбаясь.

– Хитрость? В чем же она заключается?

– Ваши слова вызвали у меня желание доказать, что вы в меня влюблены, а это совсем не входит в мои планы и противоречит всем данным себе обещаниям. Не нужно смотреть на меня так невинно, я очень хорошо знаком с женским коварством.

Он говорил шутливо, но Омарейл знала, что юмора в этих словах столько же, сколько и правды.

– У нас слишком мало времени, чтобы выдумывать такие сложные схемы, – отозвалась Омарейл негромко.

Тут ее внимание привлек человек в глубине сада. Он стоял у дерева, скрестив ноги. В его руке была сигарета, но если Пилигрим курил так, словно делал сигарете одолжение, то этот мужчина затягивался будто украдкой, как мог бы делать подросток, прячась от учителей и родителей.

Принцесса кивком головы привлекла внимание Даррита к фигуре, а затем встала и уверенно направилась вглубь сада.

– Здравствуйте, Артур, – поздоровалась она, и брат Совы вздрогнул, в его глазах читалось изумление.

Омарейл хотела познакомиться с ним поближе: после рассказа Фраи ей стало жаль этого человека. Поэтому она с доброжелательной улыбкой начала светскую беседу о празднике, еде и музыке. Поделилась, что впервые танцевала польку.

– Самый глупый танец, – отозвался Артур и торопливо выпустил дым. – Вы видели его со стороны? Все дрыгаются как припадочные.

Он затрясся, изображая, как, по его мнению, выглядели танцующие. Получилось действительно непривлекательно.

– Может, и так, но зато это отличный способ немного размяться после такого плотного ужина, – с энтузиазмом продолжила принцесса.

Артур дернул плечом.

– Было бы чем наедаться, – отозвался он. – Дюжина вариантов картошки. Воротит от нее уже. Я дома ее постоянно ем, смотреть противно.