Последняя сказка

Омарейл и Даррит же решили вернуться к столу. Проходя мимо гостей, принцесса ловила бурлящие эмоции. В отличие от вечеринки Джана Дженны, где ощущалось желание веселиться, блистать, восторгать и восторгаться, здесь царила невероятно уютная атмосфера. Будто собралась одна огромная семья, в которой все знакомы. Не было места напыщенности: гости кричали с одного конца стола на другой, подходили друг к другу, чтобы поболтать, обнимались, раскачивались в такт доносившейся с танцплощадки музыке, даже не вставая со стула. Посуда, скатерти, еда: все было вразнобой, гости тоже были одеты совершенно по-разному – кто-то явился в бальном платье, а кто-то будто бы только что вернулся с фабрики. Домашнее вино из личных погребов Пилари лилось рекой, но были тут и бутыли с напитками, принесенные самими гостями. Омарейл пытались подсунуть рюмку с чем-то мутным и резко пахнущим, но она предпочла отказаться.

И хоть в этом празднике отсутствовал всякий лоск и эстетика, было в нем что-то настолько душевное, что принцессе не хотелось уходить.

Но вечер постепенно сменялся ночью, и пора было собираться домой. Омарейл и Даррит подошли к Фрае, чтобы попрощаться. Та поднялась с места, и принцесса, поблагодарив за приглашение, поделилась, какое удовольствие доставил ей праздник.

– Но что-то не так? – догадалась госпожа Тулони, и Омарейл не представляла, откуда она узнала.

– Мне кажется, любой эксплет однажды начинает понимать чужие эмоции, даже не применяя дар, – отозвалась Фрая на невысказанный вопрос. – Что случилось?

Омарейл неохотно поделилась тем, как прошло знакомство с Артуром. Фрая вздохнула.

– Он всегда был таким… Гвинея, – госпожа Тулони понизила голос до шепота, хотя в царящем гаме вряд ли их могли подслушать, – Гвинея и сама еле его терпит. Но брат все-таки… Я много раз ощущала, как она винит себя за то, что оставила семью. Она же видела, что происходит неладное, но так и не поняла что. Но теперь-то спасать Артура уже поздно.

Небо, темно-синее, как глаза Даррита, было усыпано миллиардами звезд. Глядя из окна Лебединой башни на бесконечную глубину небосвода, Омарейл представляла себе мир за границами Орделиона и особенно остро ощущала уединенность и ограниченность своей жизни. Теперь же, идя по пустым улицам Астрара, слыша звуки собственных шагов по мостовой, принцесса чувствовала себя невероятно свободной, как будто превратилась в птицу, обрела крылья и взвилась к самой луне.

– У меня так сердце бьется, – проговорила Омарейл, пару раз крутанувшись, отчего тяжелая юбка слегка взвилась колокольчиком. – И вообще все бурлит внутри.

Даррит шел рядом, его походка была непривычно расслабленной. Спрятав руки в карманы, он время от времени пинал камешки носками все так же идеально начищенных ботинок. Сюртук был расстегнут, демонстрируя белоснежную сорочку. На губах – легкая улыбка.

– Опьянели от чужих эмоций, – отозвался Норт. – Такое бывает, если слишком долго быть на празднике.

– Мне хочется совершить что-то грандиозное! – Омарейл воздела руки к небу.

– Или наделать глупостей!

– И на то, и на другое у вас еще будет время. А сейчас пора спать. Завтра непростой день.

Принцесса перестала пританцовывать. Она совсем забыла о дне рождения Даррита. Вздохнув, она все же с нескрываемым энтузиазмом сказала:

– Верно. И у меня появилась новая идея для Луми-лавки. Завтра попробуем.

Глава 7 Мама

Войдя на следующий день в лавку, принцесса обомлела. Она огляделась и напряженно спросила:

– Луна и Небо, что тут произошло? Зачем вы… зачем вы сняли коврики?

– Нас ограбили. – Госпожа Тулони потерла затылок и скривилась.

Омарейл от удивления совсем не по-королевски плюхнулась на стул.

– Как это? – только и смогла выдохнуть она.

Говоря откровенно, грабить Луми-лавку стал бы только дурак. Коврики сами по себе представляли мало ценности, Фрае и Омарейл приходилось прилагать много усилий, чтобы их продать. Денег в кассе тоже было немного – по той же самой причине.

– Сегодня утром я пришла очень рано, – вздохнув, начала рассказывать госпожа Тулони. – Посетителей не было, я ушла в подсобку. Вдруг звякнул колокольчик. Я вышла к прилавку, и меня ударили по голове. Когда очнулась, ковриков не было, как и денег.

– О, во имя Неба! Вас ударили? Как вы?

Женщина лишь отмахнулась: похоже, здоровье волновало ее в тот момент меньше всего.

Омарейл потрясенно покачала головой, а затем увидела на прилавке газету, которую госпожа Тулони тут же попыталась незаметно взять и спрятать. Но она сделала только хуже: возможно, принцесса и не обратила бы внимания, если бы не странное поведение Фраи. Не выдержав расспросов, та созналась:

– Когда я очнулась, газета лежала рядом со мной. Открытая на статье про лавку старьевщика…

И тут все встало на свои места.

– Это месть! За статью! – воскликнула Омарейл, вскочив. – Нужно вызвать гвардейцев и все им рассказать!

– Инспектор уже был здесь, – тяжело вздохнув, ответила госпожа Тулони.

– И что он сказал?

– Так как я упала в обморок после удара, нет никаких свидетелей ограбления, а значит, нет и подозреваемых, и в следующий раз лучше бы мне не терять сознание.