Последние часы в Париже

– Да, если он решит, что мы его используем, он может нас сдать.

– Я не думаю, что он это сделает. Он сожалеет о том, что ему приходится носить эту форму.

– Сожалеть – это одно. А делать что-то – совсем другое. Он рискует своей жизнью.

– Как и мы! Каждый раз, когда веду детей на прогулку, я рискую своей жизнью, но потом думаю о них и о том, что бы я чувствовала, если бы сидела сложа руки. Мы должны делать все, что в наших силах.

– Ты права, но…

– Мы должны попросить его. Нельзя больше ждать, это рискованно.

– Я не знаю, Элиз. Мы должны быть уверены.

– Думаю, это стоит того, чтобы рискнуть. Ради детей.

– Возможно, но страх способен развязать язык даже лучшим из лучших.

– Вы же сами сказали, что он храбрее, чем кажется.

– Не лови меня на слове. Я знаю, что он пошел на огромный риск ради тебя на днях. Но не факт, что он сделал бы это снова.

– И все-таки я хочу попросить его. – Я говорила решительно, с большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле. – Если ему удастся раздобыть машину, он сможет посадить в нее детей, там они переоденутся, и он привезет их сюда, высадит где-нибудь за углом. Мы спрячем их здесь на время, пока не договоримся с passeur. Подумайте сами. Никому и в голову не придет искать детей в книжном магазине. И если мы не сможем достаточно быстро найти проводника, попросим людей, которым доверяем, забрать детей.

– Нет, Элиз. Нет. Это слишком рискованно. Представь, что подумают люди, если узнают, что здесь проживают дети.

– Что же нам тогда делать? Просто ждать следующей облавы? – Глаза защипало от непролитых слез.

Он почесал бакенбарды, качая головой.

– Это слишком опасно. Чересчур опасно.

Я с трудом сглотнула. И ждала. Я знала, что он согласится.

– Дай мне подумать. Мне нужно подумать. Как мы будем искать passeurs? Возможно, сначала нам придется найти безопасные дома для детей. Мы должны действовать осторожно. Очень осторожно. И надо убедиться, что Себастьян действительно на нашей стороне.

– Я в нем уверена. Женщины из UGIF могут договориться с passeurs. У нас не так много времени. Что, если облаву устроят уже завтра?

– Терпение, Элиз. Терпение. Мы должны быть абсолютно уверены в том, что он с нами.

Глава 20

Париж, апрель 1944 года

Элиз

Каждый вечер после работы я ходила в книжный магазин, надеясь встретить Себастьяна Кляйнхауса. На третий день он появился. На этот раз я улыбнулась ему, когда он вошел. Будь он кем-то другим, хотя бы французом, было бы трогательно видеть, как загорелись его глаза, метнувшись ко мне.

– Bonsoir. – Я не смогла заставить себя произнести его имя. Я и так испытывала неловкость, привечая его. Две молодые женщины в задней части магазина пошептались друг с другом, а затем выразительно посмотрели на меня. Краска прилила к моим щекам. Это не то, что вы думаете, вертелось у меня на языке, я – француженка, патриотка.

– Bonsoir, Элиз. – При звуке моего имени, слетевшего с его губ, я невольно почувствовала себя предательницей, но не могла сказать наверняка, кого предаю: себя или его. Пришлось напомнить самой себе, что я делаю это ради детей. Только ради детей.

Женщины направились к двери, мимо мсье Ле Бользека, который стоял на стремянке и разбирал полки, мимо Себастьяна и меня. Они ушли, не сказав ни слова и не взглянув ни на кого из нас. Это вовсе не то, чем кажется, хотелось мне крикнуть им вслед. Вместо этого я снова повернулась к Себастьяну, осознавая, что мы остались одни с мсье Ле Бользеком.

– Я все думаю о тех детях из приюта. – Слова просто вырвались изо рта. – И ужасно волнуюсь. Что тебе известно?

Он посмотрел себе под ноги и тихо заговорил:

– Только то, что я сказал тебе на днях. – Он глубоко вздохнул, снова поднимая на меня глаза. И что-то проскочило между нами. Негласное взаимопонимание. Он знал, чем я занимаюсь, а я знала, что могу ему доверять.

– Себастьян, – произнесла я вполголоса. – Ты действительно жалеешь о том, что носишь эту форму? – Я старалась не отпускать его взгляд.

– Да, – просто ответил он.

– Ты хочешь это доказать? – Это был опасный вопрос, и дрожь пробежала по моей спине.

– Да, – повторил он убежденно.

– Нам нужно вывезти детей из приюта.

Он сделал резкий вдох.

– Ты хочешь, чтобы это сделал я?

Не сводя с него глаз, я кивнула:

– Ты бы привез их сюда. – Я помолчала, ожидая его реакции, но ее не последовало. – Это все, что нам от тебя нужно. Об остальном мы сами позаботимся.

– Ты доверяешь мне такое дело? – Я услышала удивление в его голосе. И радость. Его глаза засияли еще ярче, и я чувствовала, что он счастлив, как если бы обнял меня.

– Ты спас меня от гестапо, – напомнила я ему. – Такое не сыграешь.

– Это, наверное, самый смелый поступок, который я когда-либо совершал.

Я кивнула:

– Тебе нужно будет раздобыть машину.

Глава 21

Париж, апрель 1944 года

Себастьян