Последние часы в Париже

– Oui, monsieur? – Судя по ее взволнованному лицу, она, должно быть, истолковала его вздох как выражение недовольства. Графин с вином остался наполовину полным, как и тарелка с confit de canard.

– Могу я получить счет, пожалуйста?

Коротая время в ожидании, Себастьян оглядел кафе. Две француженки ужинали в компании четырех немецких офицеров, а чуть поодаль еще три женщины сидели за графином вина. Он догадывался, что они недолго пробудут одни. Его возмущало то, что немцы относились к Парижу как к игровой площадке, и большинство из них надеялись подцепить французскую подружку, пока квартируют здесь. Француженки казались экзотическими и загадочными, совсем не похожими на немок. Несмотря на войну, они хорошо одевались, да и вообще держались с достоинством, как будто отказываясь признавать, что живут в условиях оккупации. Элиз выделялась среди нарядных француженок – предпочитала мужские брюки и простые рубашки, короткую стрижку, совсем не пользовалась косметикой. Но как ни странно, это лишь подчеркивало ее женственность. Видимо, все дело в контрастах, подумал он, вспоминая тонкую талию, перехваченную грубым коричневым ремнем, густые блестящие волосы, высокие скулы с естественным румянцем, мягкий взгляд.

Его мысли вернулись к детям, и он решил, что пяти дней ожидания вполне достаточно. Вряд ли для него было бы слишком рискованно вернуться в книжный магазин, порыться на полках и, возможно, получить весточку. Официантка принесла счет. Он оставил щедрые чаевые, встал из-за стола и отправился в 5-й округ.

Мсье Ле Бользек выглядел удивленным, увидев Себастьяна, и не слишком обрадовался. Его лицо было осунувшимся и бледным, а глаза, обычно живые и любопытные, с тревогой метнулись к другим посетителям, когда он приветствовал Себастьяна легким кивком вместо прежнего бодрого bonjour.

Себастьян направился к стеллажу, стоявшему посередине, где увидел Элиз в первый раз, надеясь, что мсье Ле Бользек подойдет, как только представится возможность. В магазине оказалось больше народу, чем обычно, и пришлось немного подождать. Он жалел, что они не разработали секретный план и не договорились прятать сообщения внутри определенных книг. Ему нужно было знать, что стало с детьми. Наконец мсье Ле Бользек подошел, чтобы поставить несколько книг на полку перед Себастьяном.

– Прошу прощения, – сказал он, протискиваясь мимо Себастьяна. – Мне нужно добавить эти экземпляры. – Он просунул тонкую книжку между двумя толстыми томами, постучав по корешку указательным пальцем.

Себастьян догадался, что к чему, и потянулся за книгой. Он осторожно открыл ее и обнаружил под передней обложкой листок бумаги, на котором были написаны простые слова. Ils sont tous partis[63].

Мсье Ле Бользек знал, зачем пришел Себастьян, и дал ответ. Детей уже перевезли. Себастьян воспарил духом. Все получилось. Все было не зря. Он закрыл книгу, не вынимая листок, и направился к кассе, чтобы оплатить покупку.

С легким сердцем он вышел из магазина и побрел к Пантеону, а оттуда к Сорбонне – безмолвным свидетелям стольких исторических событий. Продолжая путь, он вскоре обнаружил, что стоит перед фонтаном у величественной церкви Сен-Сюльпис. Женщина торопливо пересекала площадь; стук деревянных подошв эхом отдавался в ночи, а короткие волосы развевались в такт ее шагам. Она напомнила ему Элиз, и, охваченный любопытством, он двинулся следом за удаляющейся фигурой. Поравнявшись с женщиной, он взглянул на ее профиль. Нос едва виднелся за копной волос, скрывающей половину лица.

Она вскинула голову и посмотрела на него. Страх промелькнул в ее глазах, сменившись облегчением, когда она узнала его.

– Элиз, – прошептал он.

Она отвернулась и зашагала еще быстрее.

Он посмотрел на часы.

– До начала комендантского часа осталось десять минут.

– Знаю. Вот почему я иду домой. – Она поспешила вперед.

Он догнал ее и внутренне сжался, когда нашел в себе силы снова заговорить:

– Я могу проводить, просто на случай, если тебя остановят.

– Нет! – Ее глаза заметались по сторонам, и он догадался, что она боится, как бы их не увидели вместе, но близился комендантский час, и улицы уже опустели.

– Хорошо выглядишь. – Он шагал в ногу с ней. – Куда-то ходила?

– Да, на Бастилию, – ответила она достаточно дружелюбно, что придало ему уверенности, и он продолжил:

– На танцы? – Они оба знали, что танцы для французских граждан запрещены.

Но она все же ответила:

– Да.

Укол сожаления пронзил его, когда он мысленно представил, как она танцует, смеется, радуется – и все без него.

– Жаль, что я не мог пойти с тобой. – Слова вырвались сами собой. Он вгляделся в профиль Элиз, страстно желая провести пальцем по ее переносице, по лбу, где в лунном свете виднелась небольшая морщинка.

– Детей уже вывезли, – прошептал он, довольный тем, что удалось сообщить ей хорошие новости.

Ее рука приложила руку к сердцу.