Последние часы в Париже

Жозефина делает неуверенный шаг вперед. Ее пугают его большие глаза, которые кажутся непропорциональными маленькому хрупкому телу. От этого она чувствует себя неловкой и неуклюжей. Дыхание со свистом вырывается из груди деда, пока он изучает ее лицо.

– Это моя внучка, да? – Он смотрит на свою жену. – У меня что, больше нет внуков?

– Нет. Только она.

– Как, ты сказала, ее зовут?

– Жозефина, – тихо говорит его жена.

– Элиз, – бормочет он. – Да. Я вижу ее в тебе. – Он протягивает дрожащую руку, как будто хочет прикоснуться к ней, но не может дотянуться. – У тебя такое же… – Он замолкает, откашливаясь в хлопчатобумажный носовой платок. А потом резко обрывает кашель и поднимает настороженный взгляд. – Я надеюсь, у тебя голова варит лучше, чем у нее. Она всегда была такой… такой упрямой. Что и довело ее до беды. Я знал, что этим все кончится. – Он прищуривается, заглядывая ей в глаза. – У тебя глаза твоего отца. Я никогда не забуду его глаза.

– Но ты никогда не встречался с ним, папа. – Изабель кладет руку ему на плечо.

В его глазах проплывает замешательство, и он хмурится. Затем хмурый взгляд исчезает, и он смеется. Когда он падает обратно в кресло, смех переходит в хрип.

Изабель исчезает, возвращаясь со стаканом воды. Она протягивает его своему отцу. Дряблая кожа на тыльной стороне его ладоней дрожит, когда он берет стакан, и неловкая тишина повисает в комнате, пока он отхлебывает. Он громко сглатывает, кадык ходит ходуном.

– Это было очень давно. – Он говорит громче. – Но я никогда не забывал.

– Ты о чем, папа? – Изабель сжимает его плечо.

– Ты помнишь? – Он повышает голос, глядя на жену. – Когда я вернулся?

– Да, – отвечает она. – Я помню. Ты был такой худой и такой измученный, что я едва узнала тебя.

– Да! Проклятые боши пытались убить меня.

Его взгляд снова прикован к Жозефине.

– У него были такие же голубые глаза. Как у тебя.

Бабушка встревожена.

– У кого? – Ее голос звучит резко. – У кого были такие же голубые глаза?

Он вздрагивает от ее резкого тона.

– У кого? – произносит он неуверенно, как будто теряет мысль. И тут его взгляд загорается. – У ее отца. – Он пристально смотрит на Жозефину. – Ее отца.

Глава 50

Жозефина

Жозефина прижимает руку к груди. Такое чувство, что дед проник прямо в нее и своими холодными иссохшими пальцами обхватил ее сердце.

– Mais c’est pas possible![104] – полушепотом восклицает бабушка. – Ты не мог его видеть!

– Я встретил его! – кричит он, поворачиваясь к жене. – Он приходил сюда!

– Он не мог сюда прийти! – кричит она в ответ. – Его убили!

Мир Жозефины ускользает от нее. Она не понимает, как дедушка мог встретиться с ее отцом. Никто не понимает.

– Когда? – спрашивает Жозефина. – Когда он приходил сюда?

– Дай мне подумать. – Он снова хмурится, между бровями пролегает глубокая борозда. – Это было зимой, после Рождества. Тебя не было дома. – Он смотрит на свою жену. – Ты уехала в Бретань. Он приходил сюда, искал Элиз.

– О чем ты говоришь? – У бабушки срывается голос.

Старик делает размашистое движение рукой, словно отметая ее слова.

– Ты никогда меня не слушаешь. – Он тяжело откидывается на спинку кресла, как будто из него ушли все силы и энергия.

Жозефина присаживается на корточки и кладет руку на колено старика.

– Ты можешь вспомнить год?

– После войны. Два года. – Он выдерживает паузу. – Или, может, три. Это было очень давно. Я не могу точно вспомнить.

Бабушка Жозефины отшатывается назад, беспомощно протягивая руки в поисках опоры. Изабель обнимает свою мать.

Старик смотрит на них обеих.

– Ради всего святого, что с вами, женщины? – Он вздыхает, снова поворачиваясь к Жозефине. – У него были ярко-голубые глаза. Putain de Boche[105]. Я выпер его взашей. Ему повезло, что я его не убил.

Жозефина сглатывает, уставившись на деда:

– Это был мой отец. – Он не умер! Значит, тогда он был жив. Возможно, все еще жив. От этой мысли волна потрясения пробегает по ее спине, разливаясь по всему телу. Такое чувство, будто кто-то оторвал Жозефину от земли, хорошенько встряхнул и вернул обратно – но уже другим человеком.

– Да! Твой отец! Бош! Я сказал ему, что Элиз расстреляли! Поделом этому ублюдку! После этого он ушел. Больше я его никогда не видел.

Изабель поворачивается к нему.

– Как ты мог? – кричит она. – Ты соображаешь, что ты наделал?

Бабушка Жозефины высвобождается из объятий Изабель и делает шаг к своему мужу. Она дрожит, ее лицо пунцовое.

– Ты сказал ему, что Элиз мертва?

– Да! – кричит он. – И тогда все эти проклятые письма перестали приходить.

– Какие письма? Какие письма? – Его жена опять срывается на крик.

Дедовы плечи поникают, и он откидывается на спинку кресла, как будто этот разговор полностью его истощил.

– Какие письма? – повторяет Жозефина.

Старик мотает головой:

– Не было никаких писем. Я все путаю.

Бабушка Жозефины тяжело опускается на диван.

– Что ты наделал? Что ты наделал?

Он качает головой, и его дряблые щеки подрагивают.