Последние дни Джона Леннона

Ринго и его невеста Барбара Бах отдыхают на Багамах, когда им звонит дочь Барбары. Ринго взял перерыв в записи нового альбома Stop and Smell the Roses. Джон написал для него две песни, а в январе даже планировал присоединиться к записи Nobody Told Me. (В итоге ни эта песня Джона, ни вторая, Life Begins at Forty, в альбом не войдут.)

Джулиан просыпается в маленьком домишке, в котором живет со своей матерью в Северном Уэльсе. Ему семнадцать, и все говорят, что он – копия отца.

Синтия в Лондоне, в пяти с половиной часах езды отсюда, в гостях у бывшей жены Ринго, Морин. Они обе все узнали от Ринго. Синтия тут же звонит сыну, опасаясь, что он повторит судьбу Джона: «Пока не вернусь – из дому не выходи, с репортерами не разговаривай».

Ринго арендует частный самолет и вылетает с Барбарой в Нью-Йорк.

– Не бегай от них, так только хуже будет, – советует его друг Эллиот Минц, помогая Ринго и Барбаре пробраться через толпу журналистов у «Дакоты». Но папарацци не могут упустить такого знаменитого персонажа, как Ринго.

– Хочу помочь, как угодно, чем только смогу, – обращается Ринго к Йоко, как только они скрываются внутри, подальше от фотоаппаратов.

– Да, хорошо, просто поиграй с Шоном, – просит она. – Просто отвлеки его.

Ринго и Барбара уводят малыша в его игровую комнату, где есть даже батут, и часами играют с ним, лишь бы он улыбнулся.

Самолет Элтона Джона приземляется в Мельбурне, Австралия, но ему и его сопровождению приказывают оставаться на борту. Его тут же охватывают мрачные подозрения.

«Кто-то умер».

Менеджер Элтона отстегивается, идет в кабину за разъяснениями. И в следующий миг возвращается в слезах с новостью о трагедии.

«Я не мог поверить, – говорит Элтон Джон. – Дело же не только в его гибели, но и в том, как страшно и жестоко это произошло».

В то время как самолет Элтона держат на взлетной полосе, Джулиан Леннон садится на рейс до Нью-Йорка.

В аэропорту Хитроу его повсюду окружают новости о его отце.

9 декабря 1980 года

В Двадцатом участке Марк читает свою «Над пропастью во ржи». На нем все та же одежда, что и вчера, и от нее приятно пахнет порохом.

В середине дня ему выдают бронежилет.

Он понимает, что сейчас жилет необходим, хотя от выстрела в голову и не спасет. На улице наверняка не один снайпер про его душу.

Это все не выдумки, а вполне может быть: в этом городе люди невменяемые.

Натянув бронежилет, Марк подставляет запястья под наручники, и его ведут через шеренгу вооруженных полицейских. На него глядят исподлобья.

Он прекрасно знает, что полицейские в интервью откровенно обзывали его «чокнутым». Другие говорили, что он «одиночка», у которого «шарики за ролики зашли».

Полицейские накидывают ему куртку на голову и выводят на улицу, в гущу оголтелой беспорядочной толпы, долбящей по ушам своими воплями и возмущениями. Полицейские держат ему руки крепче. Он смотрит в землю, раскачивается вперед-назад, пока полиция расчищает дорогу, прорываясь через прессу. Фотовспышки трещат как пулеметные очереди. Ему кажется, что телевизионные камеры повсюду.

Люди кричат: «убийца», «чудовище», «чмошник».

– Да шоб ты сгнил в аду! – орет кто-то.

– Чепмен, я убью тебя! – раздается с другой стороны.

Тут же рядом галдят репортеры, выкрикивая вопросы в надежде выудить от него какую-нибудь скандальную информацию и прославиться.

И все выкрикивают его фамилию. Теперь все на Земле знают, кто он такой. Как Джон Леннон или Иисус Христос, он сделал то, на что в этом мире способны очень немногие.

Он оставил след[66]. Его запомнят. И будут помнить. Вечно.

Под курткой он улыбается.

Его ведут к тому же самому роскошному зданию суда и там сопровождают в звукоизолированное помещение на встречу с адвокатом, которого назначил суд.

Его зовут Херберт Адлерберг. До этого он занимался резонансными делами, выступая в защиту отъявленных негодяев, например ненавистных всем членов Армии освобождения чернокожих (Black Liberation Army), которых в начале 1970-х обвиняли в терроризме и убийстве полицейских; а также Гарлемскую Шестерку – группировку молодых людей, обвиненных в 1964 году в двойном убийстве на расовой почве.

Зал суда забит до отказа. И все присутствующие смотрят на Чепмена. Ручки с бешеной скоростью исписывают блокноты. Пытаясь сдержать слезы радости, он занимает место рядом со своим адвокатом.

Адлерберг просит отправить его подзащитного в психиатрическую больницу. Помощник окружного прокурора Ким Хогреф требует отменить для него возможность выплаты залога и отправить в тюрьму на остров Райкерс.

– Он совершил намеренное, тщательно обдуманное убийство Джона Леннона, – сообщает Хогреф суду. – И действовал при этом невозмутимо, спокойно и расчетливо, стреляя в мистера Леннона несколько раз из пистолета 38-го калибра.

Адлерберг сообщает судье Мартину Реттинджеру, что обвиняемый Марк Дэвид Чепмен дважды пытался покончить жизнь самоубийством.

Судья удовлетворяет просьбу Адлерберга: Марка отправляют в госпиталь Bellevue на психологическую экспертизу.

Больничный психиатр, доктор Наоми Голдстейн, кажется довольно приятной.

Они беседуют. Долго.