Последние дни. Том 1

Кокрен кивнул и еще пристальнее уставился в протертый клочок запотевшего лобового стекла, хотя там сейчас не было видно ровным счетом ничего, кроме бесконечного пунктира оранжевой светоотражающей дорожной разметки и жутковато наползавшего с обочин ночного тумана. Они выехали из округа Лос-Анджелес, сейчас уже находились севернее Окснарда и только что проехали мимо указателя поворота на какую-то Лост-Хиллз-роуд.

– Дорога на Потерянные холмы, – вслух рассуждала Пламтри. – За каким дьяволом туда может кого-то понести? Если там холмы умудрились потеряться, то тебя уж точно заведут.

– Эта тетка, которая Дженкинс, не сможет заблокировать свою карту до десяти утра, самое раннее, – продолжала Пламтри. – Да черт возьми, судя по тому, как она хлебала «Маргариты», она до полудня не проснется. – Фамилию «Дженкинс», как выяснилось, носила та женщина, у которой Пламтри украла сумочку в баре «Маунт-Сабу». Немного побродив в районе Белмонт-Шор в поисках старой машины, Пламтри отыскала-таки и легко завела, соединив провода замка зажигания, «Форд Торино» шестьдесят девятого года, а потом в круглосуточном магазине «Ральф» купила по карточке этой самой Дженкинс блок сигарет, дюжину банок консервированного супа, открывалку, охапку пакетиков копченых колбасок «Слим Джим», две упаковки «Курз» по двенадцать банок, два флакона листерина и три бутылки водки «Попов» по 0,75. Одну бутылку «Попова» Пламтри сразу же открыла и теперь держала зажатой между ног, изредка, при перестраивании из ряда в ряд, задевая горлышком о «баранку».

Один из маневров она проделала настолько резко, что Кокрена бросило на дверь и он выронил сигарету; при этом Пламтри вспомнила о том, что нужно включить поворотник, только после того как встроилась в левый ряд, вызвав целый хор возмущенных гудков. Бутылка с водкой выбивала дробь о руль, как тыква в руках ударника из группы марьячи.

– Хочешь, я поведу?… – спросил Кокрен, наклонившись, чтобы поднять сигарету с пола.

– Ты пьян, – заявила Пламтри. – И не смей намекать, что я пью. Алкоголь только помогает мне вести машину, обостряет внимание. Нам, в этом тумане, необходим внимательный водитель.

Кокрен откинулся на спинку пассажирского сиденья. Оставалось надеяться, что она не слишком хвастается. Его-то самого, конечно, нельзя было назвать трезвым… По крайней мере, они оба пристегнулись. И ему совершенно не хотелось останавливаться и выходить из машины – в ней была исправная печка, которую Пламтри не забыла сразу же включить на полную мощность.

За ее силуэтом он смутно видел светившуюся серым полоску прибоя, бесшумно вздымавшегося и опадавшего на Стейт-Бич под звездами, которые в тумане были окружены такими же яркими ореолами, как на «Звездной ночи» Ван Гога.

– Интересно, компашка мертвого короля хоть сдвинулась с места? – произнес он.

– И вся королевская конница, и вся королевская рать… – понизив голос, пропела Пламтри.

«Не могут мертвого Скотта Крейна собрать», – мысленно закончил Кокрен.

– Я думаю… – начала Пламтри и быстро продолжила после короткой паузы: – …машина идет хорошо, гладко. Надо бы проверить компрессию (как-никак, восемь часов ехать), но я не слышу, чтоб клапана стучали.

Кокрен наклонился, запустил руку в сумку, стоявшую у него между ног, разорвал картонку и вынул банку с пивом.

– И что ты думаешь? – непринужденным тоном спросил он, открыв со щелчком банку и сделав ленивый глоток.

– Да, смело можно начинать, – сказала, кивнув, Пламтри, – чего им там греться прямо под обогревателем. – Она взяла бутылку с водкой и сделала хороший глоток из горлышка. – Я думаю, что это я превратила бабочек в ос.

Мимо потянулись огни Вентуры и съезды в город, но Кокрен так и не видел вывески «Мобил». «Ладно, – думал он, – уже недалеко и Санта-Барбара, а у нас, – он скосил глаза на приборную доску, – еще почти четверть бака».

– Правда? – негромко, но без тени скептицизма спросил он. – Да так круто, что они даже жалить могли?

– Ну, не знаю, могли ли они жалить. И вообще, не я это сделала, а, наверно, Валори. Но мне кажется, дело в том, что усатый Мавранос спросил об отметине на твоей руке, а мне… нам не захотелось, чтобы он узнал, что это такое. Это родимое пятно?

– Я… рассказывал Дженис об этом, – хрипло прошептал Кокрен, хлебнув еще пива.

– Мы с ней мало общаемся.

Кокрен вздохнул.

– В 1961 году, когда мне было семь лет, я увидел на старой лозе зинфанделя, которую подстригали на зиму, крохотное стариковское лицо с бакенбардами и, не раздумывая, подставил руку под секатор, чтобы эту голову не отрезали. – Ровный свет приборной панели приятно контрастировал с ночью, и туманом, и несущимися под колеса линиями дорожной разметки, и Кокрен отхлебнул еще холодного пива, с удовольствием отметив, что у него под ногами остается еще двадцать три полные банки. Он затянулся – огонек сигареты ярко вспыхнул – и выпустил струю дыма в лобовое стекло.