В городке Гавиота, состоявшем преимущественно из бензоколонок и мотелей, 101-е шоссе круто поворачивало на восток, в глубь материка, и вскоре они уже пробирались по темным каньонам гор Санта-Инес. Туман стоял прямо перед машиной зыбкой стеной и светился серым под лучами фар, а короткий отрезок асфальта между носом автомобиля и туманом казался усталым глазам Кокрена неподвижным, и потому черные полосы, оставленные колесами при торможении, воспринимались стоячими волнами, пляшущими на месте, а клякса от давным-давно разбившейся банки с белой краской напоминала клюв ныряющей белой птицы. Они проезжали мимо громадных фур, стоявших на обочине, которые можно было разглядеть в тумане лишь благодаря желтым огням, светившимся вдоль крыш, и эти огни казались Кокрену сигналами на мачтах танкеров, проходивших в ночи гораздо дальше, чем могли находиться грузовики.
Конусы света, сияющие треугольники в темноте, превращались то в рекламные щиты, то в крутые склоны холмов, над которыми висело зарево приближавшихся с той стороны фар, и пока он смотрел, они постепенно материализовались в ночи, и вращающиеся, словно спицы колеса, пальцы света проезжали над головой, когда на идущей к югу встречной полосе за невидимыми ветвями деревьев приближался невидимый же автомобиль. Иногда Пламтри перестраивалась в левый ряд, чтобы обогнать призрачные красные глаза стоп-сигналов, и в эти мгновения, когда шины рокотали по выпуклым разделительным линиям, миганье поворотников глубоко проникало в туман на обочине, выхватывая на кратчайшее неповторимое мгновение то бутылку, то башмак, то кустик травы.
Время от времени поодаль проступали то озаренные лунным светом леса, то стерильные просторы пустынь, но лишь после того, как он дважды увидел вдали огромный замок с рядами светящихся желтых и зеленых окон, а потом разглядел, что это всего лишь отражение огоньков приборной доски в оконном стекле, ему стало понятно, что ничего из того, что он видел на расстоянии больше шести футов, не могло быть настоящим. Но и после этого осознания его усталые глаза не перестали отмечать новые чудеса; фактически можно было подумать, что он дал своим зрительным нервам беспрепятственную свободу преподносить ему пустоши, корабли, высоченные осадные башни и дирижабли.
Мотор старого «Форда» неожиданно закашлял, когда они поравнялись с отдаленными огнями «Мадонна-инн» в Сан-Луис-Обиспо, но снова заработал ровно, как только курорт остался позади, – и вдруг Пламтри, уже на протяжении нескольких миль сгибавшая и разгибавшая левую ногу и ерзавшая взад-вперед на сиденье, как будто стараясь взбодриться и отогнать сон, наклонилась, протянула правую руку и стиснула Кокрену ногу чуть выше колена.
– Есть у нас сигареты? – спросила она.
– Целый блок, – ответил Кокрен, внезапно почувствовав, что ее нога в тугой штанине джинсов находится совсем рядом. Он зажал очередную начатую банку между колен и наклонился, чтобы достать из неиссякаемой сумки новую пачку «Мальборо».
Но когда он выпрямился и протянул девушке сигареты, она покачала головой:
– Я курю «Мор». Коди, конечно, думала лишь о себе и купила только «Мальборо». – Ее согнутые пальцы теперь поглаживали обращенную вперед сторону пивной банки, а большим пальцем она рассеянно потирала верхнюю сторону его бедра. – И очень сомневаюсь, что она купила «Саузерн комфорт».
– Да, – сказал Кокрен, – только пиво и водка. – Он раздавил окурок в пепельнице и поднял явно оказавшуюся не на месте банку, словно хотел выпить. Рука Пламтри скользнула вверх по его бедру, и пальцы принялись ощупывать потертый вельвет.
– Мы одни посреди ночного нигде, – сказала она так тихо, что он с трудом разобрал слова. – Кое-кто решил бы, что ситуация очень благоприятная…
Кокрен не знал, как решил бы кто-нибудь другой, но придвинулся ближе к своей спутнице и, обняв ее левой рукой за плечи, погладил небрежно подстриженные белокурые волосы. Она потерлась затылком о его предплечье, и ее правая рука скользнула по ноге дальше, так что мизинец уже гладил туго натянутую ширинку.
– Наверно, – хрипло проговорил он, – стоило бы остановиться на обочине на некоторое время. Пока туман не рассеется немного. – Сердце у него в груди отчаянно колотилось, и он думал, куда бы поставить банку с пивом, которую держал в правой руке. «Заодно попробую, каково на вкус ее полоскание для рта», – подумал он.
Ладонь Пламтри уже заползла на ширинку его джинсов и игриво нажимала на ее содержимое, и он просто выпустил банку, глухо шлепнувшуюся на коврик, и, наклонившись, накрыл левой рукой незнакомое мягкое тепло ее левой груди, прикрытой лишь тонкой материей блузки.
– Нам здесь никто не помешает, – прошептала она и щелкнула рычажком поворотника, намереваясь съехать на обочину. – Никто не знает, где мы. – Под правыми колесами затарахтел гравий обочины, и нога Пламтри чуть напряглась, нажимая на тормоз. – Здесь нет телефона, и никто не сможет сказать, что нам нужно тратить время на звонки кому-то.