«Вечер двух Ерофеевых» в клубе «Красная Пресня». Зал на 700 человек. Почти полный. Первое отделение – Виктор Ерофеев. Прошло, как мне показалось, довольно тускло. Затем Веничка. Выступал Генрих Сапгир, прослушивалась магнитофонная запись «Петушков» в Веничкином исполнении, читались отрывки из «Вальпургиевой ночи» артистами Алексеем Зайцевым и Жанной Герасимовой и т. д., и т. д.
Аплодисментами Ерофеева вызвали на сцену. Вопросы обычные: «Любимый современный прозаик?» – «Нет». – «Любимый поэт?» – «Бродский» и т. д.
Два раза зал вставал и устраивал овации.
В перерыве одна канадка рассказала, что Ерофеева включили в обязательную программу для студентов-филологов Монреальского университета.
Заплатили за вечер 50 рублей. Галя рада.
Вернувшись на Флотскую, отметили событие. Звонил неизвестный всем нам художник с просьбой написать Венин портрет. Еще один, несколько омрачивший событие, звонок, по словам Гали, «от провокатора Галкина из общества “Память”». Ни к селу ни к городу поливал евреев-врачей. Галя его оборвала. Сказала нам, что подобные звонки раздаются в квартире периодически.
____________
Смотрели с Веничкой телевизор. Галя раздражена. Называет нас то «голубками», то «старыми придурками». Оказывается, она скрыла от меня три звонка врача Мацаева, на которого я с таким трудом вышла. Уже позже, при разговоре с ним, выяснилось: от нее он не получил никакой информации о Венином состоянии.
Веничка сказал мне, что у него набираются деньги для поездки на Кольский. Подтвердил свое желание ехать со мной. Говорю, что у меня тоже будут деньги. Пришел в ярость: «Я всю жизнь был нищим, а вот теперь имею возможность… А ты…»
____________
Набралась храбрости, позвонила Гале и все ей высказала. В ответ – чуть ли не оскорбления. «Галя, – говорю весьма спокойно, – я веду дневники, все записываю».
Вечером звонит Ерофеев: «Так-так, – слышу, – дневнички ведешь? А ну почитай что-нибудь из своих записей». – «Пожалуйста, – отвечаю, – заказывай даты» (а память у него уникальная). Задал несколько вопросов. Остался доволен. Даже похвалил: «Молодчага. Продолжай в том же духе».
____________
Звонит Ерофеев. Ему плохо. Очень просит меня приехать. Являюсь. Галя в ярости. При ней Веничка ко мне подчеркнуто безразличен. Ему необходим для сердца корвалол, неожиданно исчезнувший из всех аптек. Съездила к знакомой врачихе и привезла целых пять упаковок. У него уже гости: Генрих Сапгир с каким-то врачом из Израиля. Не снимая плаща, вручила Вене лекарство и тут же откланялась. Вечером по телефону он мне объявил, что все отметили мой демонстративный отъезд.
____________
Несмотря на праздничный день, по договоренности с благородным Мацаевым приезжаю к нему на такси (еду через всю Москву) и, оторвав от жены и многочисленных детей, везу на Флотскую.
Галя встретила грубо. Обругала меня, да и ему досталось. Веня несколько раз ее одергивал. К приезду врача сначала отнесся несколько скептично, но потом – ничего. Мацаев прописал ему очень редкие антидепрессанты, сказав, что сам для него их найдет. Веня отказывается: «У меня состояние не депрессии, а обреченности. А с плохим настроением я и сам могу бороться. Для этого существуют книги и любимые пластинки».
Мацаев обещал ему хороший наркоз и замечательных врачей из отделения химиотерапии. Правда, намекнул, что неплохо будет, если врачу позвонит кто-то из известных людей, например Ахмадулина.
Когда вышли на улицу, я, чуть не плача, долго извинялась перед Мацаевым за такой прием. «Все это ерунда, – сказал он. – Я врач, и мое дело лечить, а не обижаться на кого-то. Но мне просто будет очень трудно говорить с Галей о здоровье Ерофеева».
Вечером позвонила Тане Щербине. Посоветоваться. Поначалу она вызвалась обратиться за помощью к Фазилю Искандеру, но потом отказалась: «Все это в общем глупо, и надо идти к врачу именно вам». Предложила позвонить Гале и серьезно с ней поговорить – чтобы та, по возможности, не препятствовала моим действиям.
____________
У Гали острый приступ радикулита. Наплевав на ее скверное общение с Мацаевым и достав на работе спирт, еду на Флотскую ее подлечить. Полегчало, и она сменила гнев на милость. Утром предложила даже поесть: «Мы так давно вместе с тобой не завтракали».
Сообщила ей о приехавшей из Канады поэтессе Марине Глазовой, которая позже рассказала мне, что Бродский собирается организовать сбор средств для Вени, а сама она очень хочет подарить Ерофеевым двухкассетный магнитофон, но боится знакомиться с Веней, таким знаменитым человеком.
Гуляли с ним четыре часа в лесу. Лишний раз поражаюсь, как он знает и любит природу – разглядывает каждую былинку. Видели белку и дикую утку. Сидели на берегу Москвы-реки.
Прошла мимо нас женщина с колясочкой. Веня: «Как я не люблю детей!» – «А как же твой?» – спросила его. «Когда он был маленьким, я почти все время находился в отъездах, и он меня не отягощал», – ответил он.