Шла и ревела. В час ночи позвонила Галя. Сообщила, что Веню вот-вот отпустят домой, а через две недели – операция, но он не должен об этом знать! И еще новость: издательство «Московский рабочий» перепечатало «Вальпургиеву ночь» и оттуда запрашивают за проделанную работу 84 рубля (!).
____________
Приезжаю к вечеру. Веня сообщил, что до меня было много народу: Белла Ахмадулина с Мессерером, Сорокин, неизвестная мне Алиса (которая в свое время носила в медальоне прядь его волос) и т. д., и т. д. Самый низкий поклон через Беллу передал ему Иосиф Бродский. Аксенов вроде бы занялся в Америке его финансовыми делами и собирается выбить хотя бы тысячи две. Из Польши в Москву приезжал ксендз и первое, что сделал, справился о его здоровье. Кажется, собираются публиковать в «Новом мире». Огольцова (хирург) уже прочитала половину «Москва – Петушков» и вошла во вкус.
Веня в ярости от того, что за перепечатку «Вальпургиевой ночи» издательство берет с него 40 рублей, при его пенсии 50 рублей. Он не знает, что на самом деле просят 84: мы с Галей от него скрыли. «Они все пользуются моей болезнью!» Называет все это «кривомазовщиной». Подозревает, что Галина опять заболевает. Вспомнил, как она из стодолларовых бумажек делала кораблики и пускала их по воде, приклеивала валюту к портрету Фета. Сказал, что она совершенно не умеет вести дела, назвал «отродьем», и т. д., и т. д. Короче, когда из издательства вернулась Галина с коньяком, ей здорово нагорело. Она вскипела и сказала, что сегодня же встретится с главным редактором К. и порвет договор. Так с ней и сделали. Назначили К. свидание, встретились на улице под проливным дождем и выясняли отношения.
____________
Приехала к Вене после выставки Сальвадора Дали. У него Галя. Встретила дружелюбно. Сообщила, что по «Свободе» передавали «Лениниану». У Венички настроение хорошее. До слез смеялся над моим рассказом о выставке, как одна разодетая в пух и прах дама, глядя на офорт Сальвадора «Леда и лебедь», недоуменно спросила свою подругу: «Лебедь очень красиво написан, но за что же он так ее клюет?»
____________
Приезжаю с опозданием из-за страшной зубной боли. Ерофеев (подозрительно): «Глаза блудливые». Прошелся и по Сорокину: «С нескрываемым раздражением говорил о ксендзе, приехавшем из Польши и справившемся о моем здоровье. Сорокин ругает Леру за то, что не слушается свою свекровь Светлану Мельникову и редко ходит в церковь, а у нее трое детей!» Досталось и Леше Зайцеву: «В присутствии посторонних людей ругает Жанну. Говорит, что любит другую». Веничка признался, что уже с юности он не переносит кратковременных романов, увлечений. Сказал, почему думает, что я часто приезжаю к нему через силу: вспомнил мою поездку в психиатрическую больницу к Володе Яковлеву. Я ему призналась: «Устала. Сил нет ехать, но надо». В общем – полный разгром.
Галя сообщила мне, что на днях издательство «Московский рабочий» ей все вернет и Веничка очень этому рад. Им понемногу отовсюду идут деньги. Веня 600 рублей хочет положить на книжку для поездки на Кольский: «Не с пятью же рублями ехать!» Хочет, чтобы я отправилась с ним, хотя сказал: «Тебе там будет скучно без людей», но потом вдруг шепнул на ухо: «Да без тебя я никуда не поеду, девчушка!»
Попросил прочесть ему вслух опубликованную в «Огоньке» «Элегию» Введенского. Поражена. Ведь только вчера в кои-то веки я разбирала свой книжный шкаф и из одной папки случайно выпало перепечатанное на машинке и кем-то подаренное мне именно это стихотворение! Веничка тоже очень удивился такому совпадению.
При расставании: «Веничка, когда ты возьмешься за перо?» Ерофеев: «У меня болит попа от уколов». – «Но ты же не ею пишешь!»
____________
Судя по всему, Веня об операции и не думает. Верит, что все закончится гипертермией. Сказал: «Если бы предложили операцию, я бы ответил: «Лучше лягу в могилу и засыпайте». Галя приносит ему читать какие-то детские книжки. Веня считает, что это симптом заболевания. Правда, мать его старинного друга Марка Фрейдкина, врач-психиатр, сказала ему еще до первой операции: «Пока у тебя опасный период, с Галей ничего не случится. Она мобилизует все силы, а вот потом возможно обострение».
Веничка собирается, покинув больницу, праздновать это событие не меньше недели. Я в ужасе. А предстоящий наркоз? Все время агитирую его начать писать. Веня: «О работе ты мне не говори. Думай обо мне что хочешь, но я сам в этом заинтересован, из-за денег, для экстренного случая, например, для путешествия на Кольский. А пьеса – это тысячи две». Недоволен приближающимся «Вечером двух Ерофеевых». Считает, что ничего из этого не получится. Сокрушается, что у него нет голоса: «Я бы такое наговорил!» Очень сожалеет, что не навещает его Любчикова: «Ничто ей не мешает. Ни возраст, ни здоровье. Всегда веселая такая!»
____________