Последние узы смерти

Когда, неделю спустя, буря наконец иссякла и Каден на подгибающихся ногах вывалился из палатки, свет острием вонзился ему в глаза. Он ошеломленно замер. Непогодь, как ни ярилась, не оставила после себя ни следа. Та же унылая выжженная земля. Ослепительная голубизна, кожей натянутая на барабан неба. Каден глубоко вздохнул, упиваясь чистым воздухом, утренней прохладой, вливающейся в саднящие больные легкие, и только потом сообразил, что это значит.

– Она жива.

– Пока жива, – кивнул Длинный Кулак. – Надо спешить, чтобы найти ее раньше кшештрим.

Каден оглядел ржавые горные пики на западе:

– Мы точно не знаем, ищет ли он ее.

– Знаем, – ответил Длинный Кулак, указывая туда, откуда они пришли, на юго-восток.

Каден прищурился. Над самым горизонтом он различил песчаное облачко – будто струйку дыма на голубом. И покачал головой:

– Опять буря?

– Люди. – Длинный Кулак взвалил на плечи мешок. – Идут к кента.

Вглядываясь в смутное пятно, Каден жалел, что у него нет зрительной трубы, как у кеттрал.

– Там кто угодно может быть.

– Это ил Торнья. Или его люди.

– Но Тристе к кента не собиралась. Она и не знает, где их искать.

– У него хватает солдат для игры по всей доске. Там… – Длинный Кулак нацелил палец в темное облачко, – не его разящее копье. Там стена, перекрывающая нам путь к отступлению.

Каден задумчиво кивнул. Он однажды видел змею из дельты Ширван. Отец получил ее в дар от богатого ченнерского купца, и Каден с Валином завороженно наблюдали за ней, дивясь невиданной величине: двадцать футов в длину, в обхвате с Каденову грудь – чешуйчатое чудовище, свитое из одних мышц. Но размер размером, а убивала змея медленно, сжимая добычу в объятиях. Каден раз видел, как она захватила большую откормленную свинью. Змея едва ли не с нежностью обвивала ее, с каждым визгом несчастного животного чуть заметно стягивая витки.

Оружием огромной змеи было терпение. Она убивала, выжидая, захватывая полученное и не уступая своего. Так и ил Торнья вел свою игру ко, понял Каден. Этот переход к кента – не рывок с целью форсированным маршем перехватить Тристе, не отчаянная суета, в какой неизбежны ошибки. Ил Торнья мало-помалу лишал ее свободы передвижения, медленно стягивал витки, перекрывал пути отхода всем, кто мог бы вывести Тристе из кольца, сужая и сужая свободное пространство, пока в нем не останется места даже для вдоха.

– А все же, – медленно заговорил Каден, – он не зря объявился здесь, в этой части мира. Не может же он повсюду расставить своих солдат. На два континента их не хватит. Он ее каким-то образом выследил. Или нас. Как?

– Это несущественно, – прошипел Длинный Кулак. – Мы его опережаем, вот что главное. Если не хотим, чтобы он нагнал, надо бежать.

И они побежали.

Они бежали день, ночь и начало второго дня – останавливались только напиться из похудевшего меха и, спустя время, чтобы вылить из себя те капли жидкости, что не вышли с обильным потом. На остановках Каден из последних сил удерживался на ногах.

Если Длинный Кулак и был богом, то бог теснился в человеческом теле, и этому телу, несмотря на длинные конечности, обвитые жгутами мышц, приходилось похуже Кадена. Ночью шаман стал хромать на левую ногу – то ли от судороги, то ли от растяжения. Каден, глядя на его походку и вспоминая подобные травмы, виденные в Ашк-лане, понимал, что со временем хромота будет только усиливаться и вскоре шаман едва сможет ковылять по неровным камням. Его ноге требовался отдых, но на отдых не было времени.

Горы, от кента представлявшиеся не более чем красными зубцами на западном небосклоне, теперь вставали так близко, что перед закатом их тень накрыла половину земли. Где-то в этой тени притулилась деревушка, обступившая заросший пруд, – оазис Тристе. До нее не могло быть далеко, если бы только знать точно, где искать. Продолжая путь на запад, Каден с шаманом к утру уперлись бы в линию утесов, и что дальше? На север поворачивать или на юг? Стоило ошибиться направлением, и на тщетные поиски ушли бы целые дни, а столб пыли на востоке нашептывал: столько времени у них нет.

В конечном счете их спасла ошибка ил Торньи. Прохладная вечерняя тень накрыла уже всю землю, когда Каден заметил следы. Он едва не миновал их, волоча свое изнемогавшее тело, но через десяток шагов мозг осознал увиденное, и Каден остановился. Он обжег легкие горячим воздухом, когда окликнул Длинного Кулака, и, устало махнув ему, чтобы подождал, медленно возвратился, склонился над неровностями земли.

Если знать, что искать, след трудно было не заметить. Мертвые солончаки – не Ашк-лан, под ногами здесь был не камень, а засохшая, пропеченная солнцем глина, прекрасно хранившая отпечатки, особенно если те были оставлены не лапой или копытом, а острым когтем.

«Ак-ханат», – думал Каден, всматриваясь в потревоженную землю.