Последние узы смерти

По лицу Валина судить было трудно. Его убитые глаза ничего не выдавали. Каден искал брата в том, кого видел перед собой, в том, кто метался по винному погребу Кегеллен, как зверь по клетке. Мальчика больше не существовало, его стесали долгие годы воинских учений, да и мужчины, с которым Каден провел несколько дней в Костистых горах, командира крыла кеттрал, тоже, как видно, не стало. Каден тщетно искал имя для истощенного, изуродованного шрамами, голодного существа, что сейчас стояло перед ним.

Валин явился с полуденным гонгом, всего час назад – вместе с Адер и в сопровождении Кегеллен, которая провела их по лабиринту своих подвалов в погреб, где Каден с Тристе искали способа обойти солдат ил Торньи и пробиться в Копье Интарры.

– Как теплеет на сердце, – произнесла Королева улиц, распахнув дверь и прижав к пышной груди широкие ладони. – Семья воссоединилась! Возможна ли любовь сильнее, чем между братьями и сестрами?

Каден не назвал бы это любовью.

Напряжение плеч и шеи Валина, то, как его руки поминутно сползали к древкам страшных топоров за поясом, то, как он, слушая Кадена, держался все время спиной к стене, – все говорило о неприязни, недоверии, опаске. О чем угодно, но не о любви.

– И этот бог теперь в тебе? – наконец спросил Валин ржавым, как железо, голосом.

Каден кивнул. Он чувствовал напор испытывающего пределы тюрьмы Мешкента.

– А зачем вам в Копье? – наседал Валин. – Почему нельзя провести обряд здесь?

– Не получится, – объяснил Каден. – Копье… оно как бы священное место. Оно связывает наш мир с миром богов. Как алтарь.

– На алтарях люди умирают, – буркнул Валин.

– Риск есть, – признал Каден, проглотив остальное: «Смерть неизбежна. Смерть и есть наша цель».

Беда в том, что он сам не представлял, каким образом смерть приведет к исполнению задуманного. Мешкент в его сознании сто раз переходил от бешенства к молчанию и обратно. Бог проклинал, ревел, заискивал, но о подробностях обвиате не обмолвился. По словам Киля, кшештрим тысячи лет назад нашли на вершине башни мертвые тела людей-сосудов, но историк тоже не знал, как они умерли. Достаточно ли подняться на башню и ждать, пока бог сам не сбросит оковы слабой человеческой плоти? Или следует произнести какие-то слова, преклонить колени, совершить некий тайный путь? Этого Каден не представлял.

При других обстоятельствах разумнее было бы выждать, постараться вытянуть из бога рассказ о ходе обряда, но время истекло. Ил Торнья подступил слишком близко, и расставленный им капкан смыкался.

Тристе рядом с Каденом шевельнулась, придвинулась ближе. При Валине с Адер она еще не промолвила и слова – боязливо следила за ними в напряжении, словно решая, сражаться или бежать.

– В Копье вам не пройти, – сказала Адер. – Его заняли люди ил Торньи.

– Надо пройти, – покачал головой Каден. – Нет другого способа.

– Есть другой способ, – угрюмо бросил Валин. – Найти ил Торнью и врезать ему топором промеж глаз. Как тебе такой?

– Не годится, – возразил Каден. – Даже если ты сумеешь убить ил Торнью, боги внутри нас останутся взаперти. Я непрерывно, даже во сне, сопротивляюсь Мешкенту. И сейчас тоже не даю ему себя подчинить.

Адер всматривалась в его глаза, как будто могла разглядеть бога в темных зрачках.

– Почему бы его не выпустить? Если он действительно бог, сумеет сам себя спасти.

– Ты не поняла, – тихо ответил Каден. – Тот, кого я ношу в себе, – Владыка Боли. Он пришел сюда, в наш мир, чтобы распространить свою империю страданий на всю землю, поставить алтари в каждом поле, в каждой роще, напитать землю кровью и воздух наполнить воплями. Если я его выпущу, отдам ему это тело, он победит или будет уничтожен. Нельзя допустить ни того ни другого. Да, мы сражаемся против ил Торньи, но при этом не вступаем в союз с Мешкентом. У нас остается один путь – обвиате.

Только договорив, он заметил, что Валин перестал метаться. Он застыл в полной противоестественной неподвижности в дальнем конце узкого погреба, уставив на Кадена рассеченные рубцами глаза.

– Чувствуешь искушение? – тихо спросил он.

Каден всмотрелся в брата:

– Искушение чем?

– Выбрать другой путь. Путь боли или небытия.

Тристе обняла его за пояс. Такая хрупкая нить связывала его с миром.

Каден кивнул на вопрос брата, вспомнив, как стоял над обрывом в Рашшамбаре, как нож впивался в кожу.

– Раз было искушение. Больше нет.

– Почему нет?

К удивлению Кадена, это спросил не Валин, а Адер. Ее глаза полнились пламенем, опущенные руки сжались в кулаки.

– В чем ты нашел веру?

– А это вера? – спросил Каден.

Он поискал в себе, но на тонкой грани между яростью Мешкента и пустотой ваниате нашел только воспоминания и ожидания. Надежда, что с помощью кеттрал они сумеют попасть на вершину Копья, смешалась с отчаянием при мысли, что там их могут ждать люди ил Торньи. Радость от яростной силы рук Тристе и грусть о том, что ждет впереди. Ничего этого он не назвал бы верой.

– Не думаю, что это подходящее слово.

– Его клинки, – тихо и гневно бросила Адер.

Каден недоуменно смотрел на сестру.