И, наконец, в тёмной галерее, перед чьей-то бубнящей голосами дверью, с головой окунувшись в наваждение долгожданных поцелуев и в истому доселе неведомых ласк, Петулия совсем потеряла голову, стыд и страх. Любовь настолько переполняла её, изливаясь на Дэла, единственного и неповторимого, такого близкого и желанного, что затопляла всё вокруг – и волшебную темноту галереи, и бескрайние пространства за бубнящими дверями, и… чуткую настороженность высших кудесников.
Ночь плавно опустилась на пирующий двор. Укрыла многочисленные парочки, тешащие хмельную страсть в потайных закоулочках подворья, сорвала с самых робких влюблённых уст самые пылкие признания и утолила сокровенные желания. Настало время самого яркого зрелища.
Огромная махина Терема заиграла в ночи облепившими стены и башни громадными радужными светляками праздничных кострищ. Разлилась яркими искрящими ручьями вдоль пиршественных столов и игрищных кругов по подворью. Рассыпалась в поднебесье разноцветными огнями, озаряя и оглушая, казалось, всё Приграничье. Ученики постарались на славу. Огненные змеи, птицы и целые сказочные сады взмётывались ввысь, и, зависая в бесконечно долгом падении, ослепительно сверкали над задранными головами чудной россыпью огромных драгоценных каменьев.
Прижавшись к любимому, счастливая Петулия завороженно следила за причудливыми танцами огней.
Дэл, потеряв к ней всякий интерес и напрочь забыв о её присутствии, равнодушно следил за шутихами, обдумывая удачно подслушанное под дверями магов.
Празднеству предстояло будоражить Приграничье еще несколько дней, но высшие маги уже засобирались в дорогу.
С облегчением избавившись от прилипшей к нему Петулии, то есть нежно спровадив её отсыпаться перед возможными прелестями следующей ночи, Дэл узнал об отъезде первым. Осунувшийся Никтус вошёл к ученикам и, застав его бодрствующим, велел растолкать спящих, разослать скороходов по укромным уголкам подворья – за не ночевавшими в гриднице, да проследить за сборами. Дэл скороходов разослал, но суетиться не стал, а прикорнул у входа в покои, здраво рассудив, что спящим можно и поспать, пока не объявились любители укромных местечек…
Всё уже было уложено, готово к отъезду. Приказано было не разбредаться. Ждали, пока Никтус распрощается с владетельной чиной.
Стар, грустный, озабоченный, торчал в галерее, печально озирая знакомую башню и пути, проделанные вчетвером…
Дэл подошёл и, молча, встал рядом. Стара вдруг прорвало:
– Дэл, прикрой, если что! Я сбегаю, попрощаюсь с Яромирой…
– Не рискуй. Сейчас учитель явится. Через сторожевых привет передашь…
– Нет, я сам должен! Когда вырастем, я на ней женюсь…
Дэл не сразу нашёлся, что и сказать. Пробормотал глупо:
– Витязи на таких не женятся… Ты же сам говорил, что она некрасивая и…, что отбора даже не осилит. Опять же, ты в Межгранье, а она здесь.
– Ну и что? Лар сказал, что и здесь бойцы всегда нужны, он меня в какую-нибудь свою дружину возьмёт.
Лар? Ничего себе!.. Дэлу, значит, и на глаза ей запретил показываться, а Стару, значит, даже место в своей дружине прибережёт? Выбрал, значит?.. Или она выбрала?!
– Так я сбегаю? Я мигом!
Дэл не удерживал – слишком остро почувствовал потребность остаться наедине со своим смятением, вызванным внезапной дружеской откровенностью.
Внизу завозилось – кто-то быстро и легко лез по кружеву стены. Дэл отступил, положил руку на рукоять резака. Над перилами показалась голова чухи:
– Ты?.. Один?.. Привет! А где Стар?
– К тебе пошёл – прощаться…
Невыносимо долго тянулся этот миг – глаза в глаза. Ни о чём не думалось, не говорилось. Только глаза…
– Тогда… Знаешь, ты прости меня. Что плохо о тебе думала. Мне потом Стар сказал, как ты сам к магу пошёл. Лар – что тебя Болотом наказали… А Туля – что ты мне оберег нёс. Спасибо. И ещё…, ну, в общем… я вас с ней поздравляю! Прощай!
Скользнула вниз. Дрогнули кусты живой изгороди – и всё.
Пропел рожок.
Никтус в окружении хозяев и их самых именитых гостей – неспроста первым собрался – вышел к ожидавшей его шестёрке вороных, воссел в мягкий возок, махнул прощально рукой, и весь поезд торжественно тронулся со двора.
Стар нагнал свою повозку уже за воротами.
5.
Прокалённая усердным солнцем дорога сонно расстилала по обочинам бесконечные золотые покрывала полей, мягкие изумрудные перины лугов и щедро сдобренные пылью пухлые подушки придорожных кустов. Пятачок приятной прохлады под лёгким попутным облаком, которое по очереди вёли над Никтусом и его отрядом младшие маги, одиноко скользил в дрожащем знойном мареве, всё дальше и дальше убегая от дразнящей тенью кромки леса и спеша навстречу Садам-над-Чурой. Лень жарко струилась по полуденной дороге и навевала дрёму на непроспавшуюся свиту.
Невесёлые мысли, казалось Никтусу, временами клевавшему носом, брели беспорядочной толпой вдоль однообразной дороги, шалели от жары и норовили кстати и некстати забраться в его распухшую от недавних забот голову…